ЗАКЛЮЧЕНИЕ: БОЛЬ ПОМОГАЮЩИХ ПРОФЕССИЙ
До последнего времени в Глазго практиковал врач, пациенты которого отстояли бы трехчасовую очередь, чтобы попасть к любому доктору, но только не к нему. Отсутствие заботы и чувствительности, его безразличие по отношению к пациентам, которых он годами «наблюдал», в конце концов оттолкнули их. Происходило это до тех пор, пока не обнаружилось, что его собственный внук болен лейкемией, и тогда он медленно, пройдя через собственные страдание, боль и гнев, смог повернуться лицом к своим пациентам. Почему порою происходит так, что именно те люди, от которых мы ожидаем понимания муки боли, болезни, а может быть, и смерти, часто поворачиваются к нам своей профессиональной, а значит, и человеческой, спиной, пока вдруг не придет такое время, когда они сами получат сходную травму?
(Guardian, 1986)
Во многих помогающих профессиях, от социальных работников до практикующих альтернативные методы лечения, от докторов до учителей, от медсестер до консультантов в брачных агентствах, самая сложная и самая легкая работа — встретить клиента, пришедшего со всей своей болью и беспомощностью. Некоторые профессионалы, как и доктор, упомянутый в приведенной цитате, пытаются убежать от собственной боли и поэтому вынуждены возводить огромные барьеры между собой и болью своих клиентов. Другие профессионалы заботятся о собственном горе, проецируя его на своих клиентов и нуждаясь в том, чтобы клиентам стало легче.
Когда клиент становится слишком близким, доктор может выписать рецепт, социальный работник — дать совет, инспектор, наблюдающий за поведением условно осужденных несовершеннолетних преступников, — спланировать договор, и каждый совершенно посвоему пытается унять боль. Иногда это необходимо, когда боль и страдание клиента становятся для него неуправляемыми и ему нужно временное избавление от них перед тем, как столкнуться лицом к лицу с внутренними ранами. Однако профессионалы могут слишком быстро найти пути облегчения благодаря тому, в чем нуждаются именно они, — это скорее они, а не их клиенты не могут справиться с болью и горем. Мы часто напоминаем супервизируемым, что их клиенты прожили со своей болью долгиедолгие годы и что способность клиентов выносить боль, вероятно, значительно больше, чем их собственная. Есть много терапевтов, показавших способ «оставаться» с тем, что происходит. Винникотт (Winnicott, 1971) пишет: «Если только мы (терапевты) сможем подождать (или противостоять личной необходимости интерпретировать), пациент творчески придет к пониманию».
В мире столько боли и страдания, что если мы попадемся в ловушку и начнем верить в свою героическую миссию делать мир лучше, то обречем себя на быстрое переполнение и выгорание. Тем не менее, если мы реагируем на эту реальность с профессиональным защитным умением, то можем вылечить симптомы, но не сможем удовлетворить и поддержать людей, которые общаются посредством симптомов. Находиться посередине означает идти по тропе столкновения с собственной тенью, собственными страхами, страданием, горем и беспомощностью, принять на себя ответственность за уверенность в том, что поступаем так, как проповедуем. Это означает управлять своей системой поддержки, находить друзей и коллег, не просто успокаивающих нас, но еще и бросающих вызов нашим защитам, находить супервизора или супервизионную группу, которые не станут поддерживать тайный сговор, пытаясь увидеть, кто может оказаться самым убедительным в своих способах лечения клиентов, а будут заботиться о нашем поведении по отношению к полной правде о тех, с кем мы работаем.
Мы часто сталкивались в супервизии с супервизируемыми, которые были поставлены в тупик, не зная, что делать с клиентом дальше. В супервизии супервизируемые могут начать с поиска лучших ответов и методов управления клиентом, но реальные изменения происходят, когда они начинают наблюдать за своими ответами клиенту. Возможно, они испугаются собственного видения того, что собою представляет клиент; что клиент напоминает им когото из их жизни, напоминает об уже ушедшем в прошлое страдании или порождает сильную ответную реакцию на его проблемы.
Когда это исследовано, супеовизиотемые часто на своей следующей сессии сообщают (с некоторым удивлением), что им не нужно было использовать ни одной из новых стратегий для управления клиентом, поскольку «это происходило так, как если бы клиент услышал супервизию и на следующий сеанс пришел значительно более свободным». Некоторые люди могут назвать это «отсутствием лечения», но на более простом уровне, мы полагаем, клиент очень быстро отвечает на осознание того, что помощник теперь готов услышать то, чем клиенту необходимо поделиться.
Ямпольский (Jampolsky, 1979) рассказывает историю, в которой его готовность во время супервизии оказала прямое и немедленное влияние на клиента:
Эпизод происходил в 1951 году в стенфордском госпитале, который затем был перенесен в Сан-Франциско.
Была такая ситуация, в которой я почувствовал себя загнанным в ловушку и застыл от страха. Моя эмоциональная боль привела к мыслям о том, что я испуган потенциальной физической болью. Последняя, несомненно, раскрасила мое восприятие настоящего…
В два часа ночи в воскресенье меня вызвали посмотреть пациента закрытой психиатрической палаты, у которого внезапно начался приступ бешенства. Я никогда не видел этого пациента: он поступил накануне с диагнозом «острая шизофрения». За десять минут до моего прихода он разломал дверь палаты. Я посмотрел в маленькое окошечко в двери и увидел человека ростом шесть футов и четыре дюйма (1 м 93 см) весом 280 фунтов (127 кг). Он бегал голым по комнате, таская этот здоровый кусок дерева, просунув в него пальцы, и произносил какуюто тарабарщину. Я в самом деле не знал, что делать. Со мной были два медбрата, едва пяти футов роста, которые сказали: «Мы будем прямо за вами, док». Меня это не очень-то приободрило.
Продолжая смотреть в окошко, я начал осознавать, как был испуган пациент, а потом в мое сознание стал проникать собственный страх. Так, внезапно мне стало ясно, что между нами была связь, объединяющая нас, а именно: мы оба были испуганы. Не зная, что еще делать, я закричал через толстую дверь: «Меня зовут доктор Ямпольский, и я хочу войти и помочь вам, но боюсь. Я боюсь, что могу пострадать, и боюсь, что вы можете пострадать, и не удивлюсь, если и вы тоже боитесь». В этот момент он прекратил бессвязную речь, повернулся и сказал: «Вы чертовски правы, я боюсь ».
Я продолжал взывать к нему, рассказывая, как мне было страшно, а он кричал, обращаясь ко мне, как было страшно ему. В некотором смысле, мы оба стали друг для друга терапевтами. Пока мы разговаривали, наш страх исчез и наши голоса стали тише. Затем он позволил мне войти одному, поговорить с ним, дать ему кое-какие лекарства и уйти.
Ямпольский позднее написал книгу о важности прощения себя и других во всех видах терапевтической работы (Jampolsky, 1999).
Наша книга начинается с рассмотрения мотивов желания помочь другим. Мы видим в этом начало само-супервизии — способности и желания подвергнуть сомнению свои навыки. В первую очередь мы сконцентрировались на некоторых наименее простых мотивах — не потому, что полагаем, что люди по своей сути неискренни, а потому, что тщательное исследование мотивов поможет нам быть более честными с собой, а значит, и с нашими клиентами.
В рамках исследования мотивов и необходимости соглашения для продолжающегося эмоционального роста мы проанализировали в главе 3 способы принятия ответственности за наши собственные потребности в поддержке и супервизии. Мы подчеркнули, что есть умения, которые легко постигаются эффективным супервизируемый, что и формирует отчасти способность быть эффективным супервизором.
Во второй части представлено много вопросов, связанных с призванием быть супервизором: планы и модели, применимые для понимания процесса и структуры супервизии; границы отношений; некоторые умения, необходимые для эффективной супервизии, и способы проведения подготовительных курсов для супервизоров разных типов. В процессе изложения материала мы не склонялись к какому-нибудь одному подходу, а, скорее, представили разнообразный выбор методов и вопросы, с которыми каждому супервизору необходимо иметь дело при формировании личного стиля супервизии. Выбранный стиль должен соответствовать профессии, организации, внутри которой проходит супервизия, уровню развития, культуре, потребностям супервизируемых, а также личности супервизора.
В третьей части мы исследовали супервизию в группах, эквивалентных группах и рабочих командах. Были рассмотрены преимущества и недостатки этих форм супервизии, а также способы работы с групповой динамикой и развитием команды.
Однако супервизия существует не в изоляции, и четвертая часть книги посвящена взгляду на организационный контекст, в котором происходит супервизия. Мы выделили способы наблюдения за «культурой» организации и некоторыми типичными культурными дисфункциями, которые процветают внутри организаций. Особое внимание уделено важности установления обучающейся культуры для обеспечения климата, поддерживающего супервизию не только в течение формальных сессий, но и в качестве цельной части рабочего контекста.
В процессе написания этой книги был сделан акцент на потребности интегрирования эмоционального и рационального, личного и организационного, образовательного, поддерживающего и управляющего аспектов супервизии. Интеграция неизбежно обеспечивает творческое напряжение, требующее постоянного понимания и с которым нужно работать.
Наши способы работать следовали и развивали центрированный на процессе подход к супервизии, впервые предложенный Экстейном и Валлерстейном (Ekstein и Wallerstein, 1972), в котором акцент делается на взаимодействии между клиентом, работником и супервизором. В этом подходе мы избегаем поляризации сосредоточения только на клиенте или супервизируемом; вместо этого мы фокусируем внимание на том, каким образом отношения между работником и клиентом проявляются во время сессии супервизии как в чувстве удовлетворения, привнесенном работником, так и в процессе, разворачивающемся между работником и супервизором.
На протяжении всей книги мы постоянно осознаем, что действовали, исходя из предположения, что супервизия — дело стоящее. В тексте процитированы доказательства того, что удовлетворение от профессии и работы связано с получением хорошей супервизии, приведены описания случаев, в которых положительные изменения происходили благодаря супервизии, и включали как теорию, так и настоящие отчеты. Но, в конечном счете, как полагает Риох (Rioch et al., 1976):
Нет способа избежать того факта, что, помогая другим, мы на самом деле не можем подсчитать стоимость или меру результатов… Правда такова, что мы исполняем акт веры — веры в наших клиентов и работников, с которыми проводим супервизию. На самом деле неважно, что иногда это смещается или что мы однажды терпим крах, несмотря на наш опыт и умения. Как и другие виды веры, эта продолжает существовать, хотя и основывается на вещах, которые невозможно увидеть и услышать. В конце концов, это вера в ценность истины — не столько истины с большой буквы «И», открывающей нам природу конечной реальности, а истины, противоположной маленьким будничным самообманам или большим параноидным заблуждениям, разрушающим уважение людей к себе и другим.
Такое отношение к истине, как мы полагаем, важнее любой техники или теоретического подхода. Возможно, пришло время, вынуждающее нас действовать, исходя из собственных внутренних глубин, — вероятно, вызванных кризисом или клиентом, который устраивает нам проверку или чемто очень похож на нас. В такое время, быть может, правильный курс действий — это нечто идущее вразрез с нашими прежними убеждениями.
В монастыре существовали правила, но настоятель всегда предупреждал против тирании закона. «Монашество соблюдает правила, — сказал бы он, — но Любовь знает, как их нарушить».
Хорошей супервизии, как и любви, мы полагаем, нельзя научить. Понимание, планы и техники, которые мы представляем в этой книге, не могут, а возможно, и не должны защищать супервизируемого и супервизора от периодов озабоченности и сомнения. В такие моменты как раз и появляется то качество взаимоотношений, которое поддерживает супервизируемого в периоды кризиса и сомнения. Гораздо важнее то, как мы лично относимся к супервизору и супервизируемому, чем просто умения, поскольку все техники можно эффективно внедрить лишь там, где существуют хорошие взаимоотношения. Мы согласны с Хант (Hunt, 1986), когда она говорит: «Создается впечатление, что какой бы метод или подход ни использовался, в конце концов он всегда сводится к качеству взаимоотношений между супервизором и супервизируемым, определяющему, эффективна супервизия или нет». Отношения обеспечивают резервуар для помощника и составляют часть терапевтической триады, на которую мы ссылались в первой главе. Это такие отношения, которые, подобно любым другим, столкнутся с собственными трудностями. Но без этого, мы думаем, работа с клиентом будет неполной.
Как подчеркивала в своей лекции на четвертой ежегодной конференции доктор Маргарет Тоннесман (Margaret Tonnesmann, 1979), напомнив о работе Дональда Винникотта:
Встрече людей в помогающих профессиях присуще напряжение. Повысившееся напряжение можно приспособить и использовать для понимания наших пациентов и клиентов. Но наша эмоциональная ответственность выдохнется, если встречу людей нельзя будет сдержать в рамках институтов, в которых мы работаем. Защитные маневры станут тогда действенными и будут мешать исцелению, даже если лечение поддерживается медицинскими методами, техническими навыками и организационной компетентностью. Напротив, если мы можем поддерживать контакт с эмоциональной реальностью наших клиентов и нас самих, тогда встреча людей может посодействовать не только лечебному опыту, но и обогащающему их и нас опыту.
Хорошие супервизорские взаимоотношения — лучший из известных нам способов, чтобы убедиться, что мы остаемся открытыми для себя и наших клиентов.
