СТРУКТУРНЫЕ ПОКАЗАТЕЛИ: ОБЯЗАТЕЛЬНЫЕ
1.1. Номер таблицы. Это, естественно, не диагностическая категория, а содержание первой графы таблицы. В этой графе ставится номер картины, по которой составлен рассказ. Если по одной картине было составлено несколько рассказов, то они обозначаются буквенными индексами: 2а, 26, 2в, и т.д. и анализируются каждый по отдельности. Если обследуемый отказался составить рассказ по какой-то картине, то соответствующий номер просто пропускается.
1.2. Латентное время от предъявления картины до начала рассказа. Отдельные слова, вопросы, междометия за начало рассказа не считаются; оно фиксируется тогда, когда обследуемый начал излагать сюжет. Обозначается в секундах: 15″.
1.3. Общее время рассказа от его начала до конца. В тех случаях, когда после окончания рассказ задаются уточняющие вопросы, они не включаются в общее время. Обозначается в минутах и секундах: 5’40”.
Как правило, общее и латентное время обладают хорошей интраиндивидуальной стабильностью и значительным межиндивидуальным разбросом. Межиндивидуальные различия общего времени рассказа связаны со скоростью мышления и речи и с продуктивностью фантазии. Например, для студентов-журналистов характерны очень большие, развернутые рассказы. Межиндивидуальные различия латентного времени, по-видимому, связаны с гибкостью мыслительных процессов. Вместе с тем, диагностически значимыми являются не столько абсолютные значения латентного и общего времени, сколько их изменение от рассказа к рассказу. Заметное уменьшение латентного и/или увеличение общего времени какого-либо рассказа позволяет предположить значимость для обследуемого соответствующей тематики и отсутствие препятствий к ее обсуждению. Напротив, увеличение латентного времени и/ или уменьшение общего по сравнению с обычным говорит вероятнее всего о том, что соответствующая тематика значима для обследуемого, однако вызывает у него защитные реакции. Содержание рассказа в этом случае может быть лишь способом ухода от болезненных ассоциаций, вызванных картиной.
1.4. Соблюдение инструкции. Это целая группа диагностических показателей, включающая пять граф таблицы. Д.Рапа-порт отмечал, что в инструкции содержатся следующие требования: 1) рассказ должен быть составлен именно по картине; 2) в нем должен быть сюжет; 3) должны быть освещены прошлое, настоящее, будущее, мысли и чувства персонажей. Нарушение этих требований сигнализирует о наличии значимых тенденций. Однако нарушения первых двух выделенных Д.Рапапортом требований мы относим к факультативным структурным показателям; в обязательном же порядке подлежит фиксации наличие или отсутствие в рассказе каждого из пяти его необходимых элементов.
1.4.1. Настоящее. Его наличие (отмечается в таблице плюсом) фиксируется в том случае, если обследуемый не только описал, что он видит на картине (“Сидит мальчик, подперев руками голову, перед ним на чем-то белом лежит скрипка, мальчик за столом в комнате, за ним темный фон” /If), но и задал ситуацию (“Этот мальчик готовит уроки по музыке”). Если ситуация не задана, ставится минус. Легкость построения ситуации означает хорошую ориентировку в ситуациях, которую демонстрирует обследуемый в реальной жизни. Как правило, в норме настоящее отсутствует редко; его отдельные “выпадения” свидетельствуют чаще всего о дезорганизующем влиянии эмоций на выполнение деятельности, которое, однако, не носит патологического характера, если настоящее отсутствует не более чем в пяти-семи рассказах. При этом возможно отсутствие настоящего при наличии всех остальных элементов рассказа. Вот пример, который приводит М.З.Дукаревич:
“Это все жители одного села, одна из них уехала в свое время учиться в город. Она полюбила вот этого человека, вот этого пахаря. Когда она вернулась, оказалось, что разлука их подействовала так, что он полюбил другую, женился на ней. Теперь она размышляет о том, в чем счастье женщины и надо ли было ей так надолго уезжать. Она потеряла свою любовь и свое счастье. Кончится тем, что ей будет настолько горестно, что она уедет в другую деревню этого района. На всю жизнь у нее останется осадок, который будет ей мешать в отношениях с мужчинами”. (2)
Это вполне полноценный и содержательный рассказ, в котором отсутствует только одно — ситуация. Непонятно, что все они тут делают и каким образом сошлись на этом поле.
1.4.2. Прошлое. Этот пункт инструкции считается выполненным тогда, когда обследуемый говорит о том, что было в прошлом по отношению к данной ситуации и что эту ситуацию так или иначе обусловило (отмечается плюсом). Минусом отмечается отсутствие какого-либо упоминания о прошлых событиях. Здесь, однако, возможны и несколько более сложные варианты. Так, в частности, нередко встречается формальное описание прошлых событий, которые, однако, никак не связаны с настоящим, с ситуацией рассказа. Вот пример:
“Мужчина и женщина в ресторане. Вечером, после работы. Он пришел перед этим с работы, умылся, переоделся, и вот у него встреча с возлюбленной — не возлюбленной, в общем, подругой…” (4).
Здесь называние событий в прошлом формально-случайно, их упоминание ничего не прибавляет к характеристике данной ситуации. Их могло бы не быть, или они могли бы быть иными — это ничего бы не изменило. В таких случаях в соответствующей графе ставится “Н—”. По своей психологической сути такой вариант упоминания прошлого ближе к его отсутствию, чем к его полноценному называнию.
Стоит отмечать еще одну характеристику прошлых событий, фигурирующих в рассказе — их удаленность. Наряду с событиями, более или менее отдаленными во времени, нередко называются лишь события, непосредственно предшествовавшие настоящему моменту, как в последнем приведенном выше примере. В таких случаях говорят об укороченном прошлом и обозначают его х или, соответственно, хН—, если оно, как часто бывает, одновременно является формальным.
Отсутствие прошлого или его замена формальным либо укороченным интерпретируется по-разному, в зависимости от того, характерно ли оно для большой части рассказов, или проявляется лишь в некоторых. В последнем случае отсутствие, укорачивание или формализация прошлого являются признаками психологических защит, блокирующих раскручивание данной ситуации до ее истоков. Прошлое в этом случае вытесняется. О содержании вытесненного прошлого иногда можно судить косвенным образом на основании остальной части рассказа, сам же факт защиты свидетельствует о его значимости и негативной эмоциональной окраске.
Иначе обстоит дело, когда в рассказах налицо устойчивая тенденция к выпадению, укорачиванию или формализации прошлого вне зависимости от темы рассказа. Обращение к прошлому — это показатель эффективности использования человеком своего прошлого опыта. Человек обращается к прошлому опыту в трех случаях: когда он исследует причины, корни, истоки сегодняшней ситуации, когда он ищет в своем опыте способы разрешить какие-либо неприятные или сложные ситуации, или же когда он ищет эмоциональную поддержку, вспоминает эмоционально положительно окрашенные события, позволяющие ему восстановить душевное равновесие и снять напряженность (Hartman, 1950; Дукаре-вич, 1989). Частое отсутствие прошлого в рассказах ТАТ говорит о трудностях в использовании человеком своего прошлого опыта. Либо у человека все быстро изглаживается из памяти, либо прошлый опыт настолько тягостен, что вытесняется из памяти. В особых случаях эффективность использования прошлого опыта резко ограничена, и человек сталкивается с повторяющейся ситуацией каждый раз почти что заново, с нуля (Дукаревич, 1989).
1.4.3. Будущее. Наличие будущего в рассказах фиксируется точно так же, как наличие прошлого. Наряду с будущим, представляющим собой исход или продолжение ситуации настоящего, могут встречаться также формальный и укороченный варианты. Вот примеры подобных окончаний для сцены ревности между любовниками (4): “А потом — даст ему в морду и все” (х). “Он кончит орать, потом они вместе вернутся домой и лягут спать” (хЧ—).
“Удержать его ей не удастся, но она через некоторое время познакомится с молодым миллионером, они влюбятся друг в друга, поженятся и будут жить счастливо, и она ни о чем не будет вспоминать” (Н—).
В первом случае — дан исход событий, но лишь ближайший исход, за которым может последовать самое разное в более отдаленной временной перспективе.
Во втором случае — то же самое плюс необязательность, случайность завершающего акта (“лягут спать”), который связан больше с распорядком дня, чем с самой ситуацией.
В третьем случае — явная нарочитость, притянутость за уши счастливого исхода, который ничто не связывает с настоящим, кроме общего персонажа.
Необходимо добавить, что наличие будущего фиксируется там, где оно описывается рассказчиком как события, но не как содержание планов, грез или страхов кого-то из персонажей. “Он вырастет и станет музыкантом” (1) — будущее есть. “Он мечтает о том, как вырастет и будет музыкантом” — будущего нет.
Отсутствие, укорачивание и формализация будущего, как и прошлого, интерпретируется по-разному, в зависимости от того, проявляется ли оно в отдельных рассказах или во всей их совокупности. В первом случае это свидетельствует о страхах, тревогах, опасениях, связанных с будущим в тех или иных сферах жизни обследуемого. Во втором случае — о нарушении механизма планирования собственной деятельности, построения временной перспективы. Это, в свою очередь, может иметь место при следующих условиях. Во-первых, при сильной фиксации на настоящем, обычно при существующем сильном неблагополучии. В этом случае человек замыкается на себе и на текущем моменте, не верит в позитивный исход и вследствие этого ему тяжело думать о будущем, в котором его ждет то же самое, если не хуже. Этот депрессивный фон может быть создан какими-то сильными стрессогенными событиями, а может накоплением микротравм и постепенным нарастанием астенизации при общей пассивной позиции. Во-вторых, нарушения планирования могут свидетельствовать просто о неумении, неспособности человека планировать свою жизнь в силу либо чрезмерной импульсивности, готовности к реагированию на актуальные стимулы, которая мешает подчинить себе собственное поведение, либо низкого (или функционально сниженного) интеллекта, которому просто не под силу задача планирования личного будущего.
1.4.4. Чувства. Чувства могут или быть (+), или не быть (-). Наличие чувства фиксируется в том случае, если в рассказе содержательно названы чувства любого из персонажей. Если просто упомянуть, что они есть (например, “она переживает эту ситуацию”), но не указано, что именно персонаж при этом чувствует, наличие чувств не фиксируется.
1.4.5. Мысли. Мысли фиксируются в той же форме и по тем же правилам, что и чувства. Фраза “он задумался” недостаточна для констатации наличия мыслей — должно быть раскрыто или хотя бы названо их содержание (“вспомнил детство”, “думает, что делать дальше”). К мыслям относятся воспоминания, размышления, интерпретации, планы и т.п.
Чувства и мысли отражают, соответственно, склонность обследуемого к эмоциональным реакциям и интеллектуальной переработке информации. Их целесообразно анализировать вместе. М.З.Дукаревич предложила несколько показателей их соотношения. Во-первых, абсолютное количество упоминаний мыслей и чувств во всех рассказах, что говорит о степени интенсивности соответственно процессов интеллектуальной и эмоциональной переработки информации. Во-вторых, их количественное соотношение, преобладание того или другого, что говорит об общем рациональном или эмоциональном складе человека. В-третьих, присутствуют ли они вместе или по отдельности, в скольких случаях они встречаются одновременно в одном рассказе. Если они чаще всего встречаются вместе, это свидетельствует о гармонии аффективной и интеллектуальной сферы человека. Если они чаще встречаются порознь, это значит, что они мешают друг другу: интеллектуальная деятельность подавляет эмоции или эмоции дезорганизуют рассудок.
1.5. Степень детализации. Речь идет о том, в какой мере при построении рассказа обследуемый использует детали, содержащиеся в самом изображении. Степень детализации может варьировать от низкой, когда обследуемый, бросив взгляд на изображение, схватывает ситуацию в целом и дает ее оригинальную трактовку, до высокой, когда обследуемый стремится учесть все возможные детали, чтобы “угадать поточнее”, что стоит за изображенной ситуацией. Вряд ли целесообразно считать упомянутые детали, как это предлагает М.З.Дукаревич, поскольку объективное количество различимых деталей изменяется от изображения к изображению. Удобнее давать более приближенную оценку: высокая (в), средняя (с) или низкая (н) степень детализации.
Склонность обследуемого в большей или меньшей степени опираться на детали изображения говорит прежде всего об общей свободе в обращении с информацией, уверенности в себе, независимости оценок и мнений (при низкой детализации). Устойчивая низкая степень детализации может быть также показателем тенденции к игнорированию поступающей извне информации. Высокая детализация может интерпретироваться по-разному, в зависимости от характера деталей и их места в рассказе. Прикованность к деталям изображения в начале рассказа говорит о растерянности, тревоге, в середине рассказа — о низкой самооценке, неуверенности в себе, в конце рассказа — о педантизме, склонности к застреванию. Повышение степени детализации в определенных рассказах говорит об активизации психологических защит, стремлении как можно более “убедительно аргументировать” деталями предлагаемую трактовку событий. Насыщение рассказа большим количеством деталей, подробностей, не заимствованных из самой картины, является признаком демонстративное™ обследуемого. Степень детализации хорошо сочетается с наличием и разновидностями комментариев (см. ниже).
Показатель “степень детализации” не следует смешивать с показателями “опускание деталей” и “введение дополнительных деталей” (см. ниже).
1.6. Уровень изложения. Категория уровня была введена С.Томкинсом как одна из центральных категорий его ин-терпретативной схемы. Томкинс определял уровень как план психологического функционирования, описываемый в рас-
сказе, и различал 17 уровней: описание объекта, события, поведение, восприятие, внимание, интерес, намерение, чувство, мысль, ожидание, желание, настроение, физическое ощущение, воспоминание, мечты, сны, особые состояния {Tomkins, 1947, с.30—31). Эта классификация не прижилась. Тем не менее, периодически возникали попытки использовать категорию уровня, наполнив ее другим содержанием. В частности, датские исследователи, выделив четыре “уровня трансценденции”: обращение к ситуации тестирования, описание, рассказ и безудержное фантазирование, показали с помощью контент-анализа протоколов ТАТ, что склонность придерживаться одного из этих уровней, либо постоянно перемещаться с одного уровня на другой является устойчивой личностной особенностью; при этом удалось достичь высокой эффективности и надежности классификации фрагментов протоколов по уровням.
К категории уровня отчасти близко понятие стратегии свободных описаний, использовавшееся при анализе восприятия художественной литературы {Леонтьев, Харчевин, 1989; Леонтьев, Павлова, 1992). В этих исследованиях было показано, что тип описаний, характеризующийся тем, что именно говорится о произведении, является индивидуально-специфической характеристикой, отражает глубину проникновения в произведение и коррелирует с рядом переменных. Результаты этих исследований также отчасти целесообразно использовать при анализе ТАТ.
Предлагаемая для анализа рассказов ТАТ классификационная сетка включает пять уровней. Уровень описания фиксируется в том случае, когда обследуемый дает статичное описание изображенной ситуации. Если рассказ не выходит за пределы этого уровня, это означает несоблюдение инструкции (см. главу 3 — отказы и уходы). Следующий уровень — сюжета, соответствует изложению развития событий, описанию поведения действующих лиц. При правильном следовании инструкции этот уровень должен присутствовать во всех рассказах, поэтому его отсутствие более показательно, чем его наличие. Третий уровень идентификации (не путать с категорией идентификации, см. ниже, раздел 3.2. данной главы), соответствует выраженному отождествлению обследуемым себя с одним из персонажей рассказа, фиксации на его переживаниях и мыслях. Четвертый уровень — уровень интерпретации — фиксируется в том случае, если происходящие в рассказе события и поведение персонажей получают оценку или трактовку со стороны обследуемого, занимающего как бы позицию наблюдателя и раскрывающего “истинную” подоплеку их действий. Пятый уровень — уровень обобщения, отмечаемый в том случае, когда обследуемый делает из описанных событий более или менее широкие выводы, рассматривает их как частный случай или символ чего-то более общего.
В одном рассказе ТАТ следует ожидать присутствия одновременно нескольких уровней, каждый из которых должен фиксироваться в соответствующей графе таблицы. При обработке подсчитывается суммарное число появлений каждого из уровней во всех рассказах. В степени использования обследуемым каждого из уровней отражается то, что можно было бы назвать его когнитивной ориентацией — преимущественный интерес к тем или другим видам информации и формам ее переработки. Как уже было сказано, наличие сюжетного уровня менее показательно, чем его отсутствие, которое говорит либо об уровне интеллекта, недостаточном для выполнения задания теста, либо о психодинамических барьерах, препятствующих этому, либо о чрезмерной оригинальности мышления. Частота встречаемости описательного уровня (в сочетании с сюжетным) отражает меру педантичности обследуемого либо его потребности в максимальном учете внешней информации. Уровень идентификации служит признаком интереса к мыслям и переживаниям других людей, эмпатии как черты личности. Работа на уровне интерпретации отражает направленность обследуемого на раскрытие причинных и смыслоцелевых детерминант человеческих действий и хорошую ориентацию в этих детерминантах. Наконец, частый выход на уровень обобщения отражает склонность обследуемого к философствованию, к построению обобщенных концепций, либо, напротив, его ориентацию на жесткие универсальные мировоззренческие стереотипы. В первом случае сами обобщения будут носить менее тривиальный характер, а среди других уровней достаточно часто будут встречаться уровни идентификации и, особенно, интерпретации. Во втором случае обобщения будут довольно тривиальны, а уровни интерпретации и идентификации — не характерными для рассказов обследуемого.
Предложенные классификация и интерпретация уровней являются, в отличие от других категорий, предварительными и гипотетическими.
1.7. Эмоциональный фон рассказа. Относящиеся к этому разделу характеристики описывают не сами рассказы, а состояние обследуемого в процессе их составления. Эмоциональный фон складывается из двух составляющих: настроения и интонации.
1.7.1. Настроение обследуемого описывается словами обыденного языка: хорошее, веселое, грустное, агрессивное и т.п. Если настроение меняется по ходу рассказа, это необходимо указать. Настроение определяется психологом на основе внешнего вида и невербальных проявлений обследуемого (позы, мимики, жестикуляции и др.).
1.7.2. Интонация характеризует речь обследуемого и аналогичным образом описывается житейскими понятиями: воодушевленная, ироничная, приподнятая, печальная, усталая и т.п. Характеристики настроения и интонации дополняют друг друга, образуя единый непротиворечивый эмоциональный фон. Если на протяжении обследования преобладает единый эмоциональный фон, его можно считать присущим обследуемому, во всяком случае, в данной ситуации (точнее, на данном отрезке времени). Изменения эмоционального фона при рассказах на определенную тематику является индикатором эмоционального отношения обследуемого к данной теме.
Остальные структурные диагностические показатели принадлежат к числу факультативных. Они присутствуют не в каждом рассказе и не у каждого обследуемого, и показательным во всех случаях является их наличие.
Читайте далее:1.2. Латентное время от предъявления картины до начала рассказа. Отдельные слова, вопросы, междометия за начало рассказа не считаются; оно фиксируется тогда, когда обследуемый начал излагать сюжет. Обозначается в секундах: 15″.
1.3. Общее время рассказа от его начала до конца. В тех случаях, когда после окончания рассказ задаются уточняющие вопросы, они не включаются в общее время. Обозначается в минутах и секундах: 5’40”.
Как правило, общее и латентное время обладают хорошей интраиндивидуальной стабильностью и значительным межиндивидуальным разбросом. Межиндивидуальные различия общего времени рассказа связаны со скоростью мышления и речи и с продуктивностью фантазии. Например, для студентов-журналистов характерны очень большие, развернутые рассказы. Межиндивидуальные различия латентного времени, по-видимому, связаны с гибкостью мыслительных процессов. Вместе с тем, диагностически значимыми являются не столько абсолютные значения латентного и общего времени, сколько их изменение от рассказа к рассказу. Заметное уменьшение латентного и/или увеличение общего времени какого-либо рассказа позволяет предположить значимость для обследуемого соответствующей тематики и отсутствие препятствий к ее обсуждению. Напротив, увеличение латентного времени и/ или уменьшение общего по сравнению с обычным говорит вероятнее всего о том, что соответствующая тематика значима для обследуемого, однако вызывает у него защитные реакции. Содержание рассказа в этом случае может быть лишь способом ухода от болезненных ассоциаций, вызванных картиной.
1.4. Соблюдение инструкции. Это целая группа диагностических показателей, включающая пять граф таблицы. Д.Рапа-порт отмечал, что в инструкции содержатся следующие требования: 1) рассказ должен быть составлен именно по картине; 2) в нем должен быть сюжет; 3) должны быть освещены прошлое, настоящее, будущее, мысли и чувства персонажей. Нарушение этих требований сигнализирует о наличии значимых тенденций. Однако нарушения первых двух выделенных Д.Рапапортом требований мы относим к факультативным структурным показателям; в обязательном же порядке подлежит фиксации наличие или отсутствие в рассказе каждого из пяти его необходимых элементов.
1.4.1. Настоящее. Его наличие (отмечается в таблице плюсом) фиксируется в том случае, если обследуемый не только описал, что он видит на картине (“Сидит мальчик, подперев руками голову, перед ним на чем-то белом лежит скрипка, мальчик за столом в комнате, за ним темный фон” /If), но и задал ситуацию (“Этот мальчик готовит уроки по музыке”). Если ситуация не задана, ставится минус. Легкость построения ситуации означает хорошую ориентировку в ситуациях, которую демонстрирует обследуемый в реальной жизни. Как правило, в норме настоящее отсутствует редко; его отдельные “выпадения” свидетельствуют чаще всего о дезорганизующем влиянии эмоций на выполнение деятельности, которое, однако, не носит патологического характера, если настоящее отсутствует не более чем в пяти-семи рассказах. При этом возможно отсутствие настоящего при наличии всех остальных элементов рассказа. Вот пример, который приводит М.З.Дукаревич:
“Это все жители одного села, одна из них уехала в свое время учиться в город. Она полюбила вот этого человека, вот этого пахаря. Когда она вернулась, оказалось, что разлука их подействовала так, что он полюбил другую, женился на ней. Теперь она размышляет о том, в чем счастье женщины и надо ли было ей так надолго уезжать. Она потеряла свою любовь и свое счастье. Кончится тем, что ей будет настолько горестно, что она уедет в другую деревню этого района. На всю жизнь у нее останется осадок, который будет ей мешать в отношениях с мужчинами”. (2)
Это вполне полноценный и содержательный рассказ, в котором отсутствует только одно — ситуация. Непонятно, что все они тут делают и каким образом сошлись на этом поле.
1.4.2. Прошлое. Этот пункт инструкции считается выполненным тогда, когда обследуемый говорит о том, что было в прошлом по отношению к данной ситуации и что эту ситуацию так или иначе обусловило (отмечается плюсом). Минусом отмечается отсутствие какого-либо упоминания о прошлых событиях. Здесь, однако, возможны и несколько более сложные варианты. Так, в частности, нередко встречается формальное описание прошлых событий, которые, однако, никак не связаны с настоящим, с ситуацией рассказа. Вот пример:
“Мужчина и женщина в ресторане. Вечером, после работы. Он пришел перед этим с работы, умылся, переоделся, и вот у него встреча с возлюбленной — не возлюбленной, в общем, подругой…” (4).
Здесь называние событий в прошлом формально-случайно, их упоминание ничего не прибавляет к характеристике данной ситуации. Их могло бы не быть, или они могли бы быть иными — это ничего бы не изменило. В таких случаях в соответствующей графе ставится “Н—”. По своей психологической сути такой вариант упоминания прошлого ближе к его отсутствию, чем к его полноценному называнию.
Стоит отмечать еще одну характеристику прошлых событий, фигурирующих в рассказе — их удаленность. Наряду с событиями, более или менее отдаленными во времени, нередко называются лишь события, непосредственно предшествовавшие настоящему моменту, как в последнем приведенном выше примере. В таких случаях говорят об укороченном прошлом и обозначают его х или, соответственно, хН—, если оно, как часто бывает, одновременно является формальным.
Отсутствие прошлого или его замена формальным либо укороченным интерпретируется по-разному, в зависимости от того, характерно ли оно для большой части рассказов, или проявляется лишь в некоторых. В последнем случае отсутствие, укорачивание или формализация прошлого являются признаками психологических защит, блокирующих раскручивание данной ситуации до ее истоков. Прошлое в этом случае вытесняется. О содержании вытесненного прошлого иногда можно судить косвенным образом на основании остальной части рассказа, сам же факт защиты свидетельствует о его значимости и негативной эмоциональной окраске.
Иначе обстоит дело, когда в рассказах налицо устойчивая тенденция к выпадению, укорачиванию или формализации прошлого вне зависимости от темы рассказа. Обращение к прошлому — это показатель эффективности использования человеком своего прошлого опыта. Человек обращается к прошлому опыту в трех случаях: когда он исследует причины, корни, истоки сегодняшней ситуации, когда он ищет в своем опыте способы разрешить какие-либо неприятные или сложные ситуации, или же когда он ищет эмоциональную поддержку, вспоминает эмоционально положительно окрашенные события, позволяющие ему восстановить душевное равновесие и снять напряженность (Hartman, 1950; Дукаре-вич, 1989). Частое отсутствие прошлого в рассказах ТАТ говорит о трудностях в использовании человеком своего прошлого опыта. Либо у человека все быстро изглаживается из памяти, либо прошлый опыт настолько тягостен, что вытесняется из памяти. В особых случаях эффективность использования прошлого опыта резко ограничена, и человек сталкивается с повторяющейся ситуацией каждый раз почти что заново, с нуля (Дукаревич, 1989).
1.4.3. Будущее. Наличие будущего в рассказах фиксируется точно так же, как наличие прошлого. Наряду с будущим, представляющим собой исход или продолжение ситуации настоящего, могут встречаться также формальный и укороченный варианты. Вот примеры подобных окончаний для сцены ревности между любовниками (4): “А потом — даст ему в морду и все” (х). “Он кончит орать, потом они вместе вернутся домой и лягут спать” (хЧ—).
“Удержать его ей не удастся, но она через некоторое время познакомится с молодым миллионером, они влюбятся друг в друга, поженятся и будут жить счастливо, и она ни о чем не будет вспоминать” (Н—).
В первом случае — дан исход событий, но лишь ближайший исход, за которым может последовать самое разное в более отдаленной временной перспективе.
Во втором случае — то же самое плюс необязательность, случайность завершающего акта (“лягут спать”), который связан больше с распорядком дня, чем с самой ситуацией.
В третьем случае — явная нарочитость, притянутость за уши счастливого исхода, который ничто не связывает с настоящим, кроме общего персонажа.
Необходимо добавить, что наличие будущего фиксируется там, где оно описывается рассказчиком как события, но не как содержание планов, грез или страхов кого-то из персонажей. “Он вырастет и станет музыкантом” (1) — будущее есть. “Он мечтает о том, как вырастет и будет музыкантом” — будущего нет.
Отсутствие, укорачивание и формализация будущего, как и прошлого, интерпретируется по-разному, в зависимости от того, проявляется ли оно в отдельных рассказах или во всей их совокупности. В первом случае это свидетельствует о страхах, тревогах, опасениях, связанных с будущим в тех или иных сферах жизни обследуемого. Во втором случае — о нарушении механизма планирования собственной деятельности, построения временной перспективы. Это, в свою очередь, может иметь место при следующих условиях. Во-первых, при сильной фиксации на настоящем, обычно при существующем сильном неблагополучии. В этом случае человек замыкается на себе и на текущем моменте, не верит в позитивный исход и вследствие этого ему тяжело думать о будущем, в котором его ждет то же самое, если не хуже. Этот депрессивный фон может быть создан какими-то сильными стрессогенными событиями, а может накоплением микротравм и постепенным нарастанием астенизации при общей пассивной позиции. Во-вторых, нарушения планирования могут свидетельствовать просто о неумении, неспособности человека планировать свою жизнь в силу либо чрезмерной импульсивности, готовности к реагированию на актуальные стимулы, которая мешает подчинить себе собственное поведение, либо низкого (или функционально сниженного) интеллекта, которому просто не под силу задача планирования личного будущего.
1.4.4. Чувства. Чувства могут или быть (+), или не быть (-). Наличие чувства фиксируется в том случае, если в рассказе содержательно названы чувства любого из персонажей. Если просто упомянуть, что они есть (например, “она переживает эту ситуацию”), но не указано, что именно персонаж при этом чувствует, наличие чувств не фиксируется.
1.4.5. Мысли. Мысли фиксируются в той же форме и по тем же правилам, что и чувства. Фраза “он задумался” недостаточна для констатации наличия мыслей — должно быть раскрыто или хотя бы названо их содержание (“вспомнил детство”, “думает, что делать дальше”). К мыслям относятся воспоминания, размышления, интерпретации, планы и т.п.
Чувства и мысли отражают, соответственно, склонность обследуемого к эмоциональным реакциям и интеллектуальной переработке информации. Их целесообразно анализировать вместе. М.З.Дукаревич предложила несколько показателей их соотношения. Во-первых, абсолютное количество упоминаний мыслей и чувств во всех рассказах, что говорит о степени интенсивности соответственно процессов интеллектуальной и эмоциональной переработки информации. Во-вторых, их количественное соотношение, преобладание того или другого, что говорит об общем рациональном или эмоциональном складе человека. В-третьих, присутствуют ли они вместе или по отдельности, в скольких случаях они встречаются одновременно в одном рассказе. Если они чаще всего встречаются вместе, это свидетельствует о гармонии аффективной и интеллектуальной сферы человека. Если они чаще встречаются порознь, это значит, что они мешают друг другу: интеллектуальная деятельность подавляет эмоции или эмоции дезорганизуют рассудок.
1.5. Степень детализации. Речь идет о том, в какой мере при построении рассказа обследуемый использует детали, содержащиеся в самом изображении. Степень детализации может варьировать от низкой, когда обследуемый, бросив взгляд на изображение, схватывает ситуацию в целом и дает ее оригинальную трактовку, до высокой, когда обследуемый стремится учесть все возможные детали, чтобы “угадать поточнее”, что стоит за изображенной ситуацией. Вряд ли целесообразно считать упомянутые детали, как это предлагает М.З.Дукаревич, поскольку объективное количество различимых деталей изменяется от изображения к изображению. Удобнее давать более приближенную оценку: высокая (в), средняя (с) или низкая (н) степень детализации.
Склонность обследуемого в большей или меньшей степени опираться на детали изображения говорит прежде всего об общей свободе в обращении с информацией, уверенности в себе, независимости оценок и мнений (при низкой детализации). Устойчивая низкая степень детализации может быть также показателем тенденции к игнорированию поступающей извне информации. Высокая детализация может интерпретироваться по-разному, в зависимости от характера деталей и их места в рассказе. Прикованность к деталям изображения в начале рассказа говорит о растерянности, тревоге, в середине рассказа — о низкой самооценке, неуверенности в себе, в конце рассказа — о педантизме, склонности к застреванию. Повышение степени детализации в определенных рассказах говорит об активизации психологических защит, стремлении как можно более “убедительно аргументировать” деталями предлагаемую трактовку событий. Насыщение рассказа большим количеством деталей, подробностей, не заимствованных из самой картины, является признаком демонстративное™ обследуемого. Степень детализации хорошо сочетается с наличием и разновидностями комментариев (см. ниже).
Показатель “степень детализации” не следует смешивать с показателями “опускание деталей” и “введение дополнительных деталей” (см. ниже).
1.6. Уровень изложения. Категория уровня была введена С.Томкинсом как одна из центральных категорий его ин-терпретативной схемы. Томкинс определял уровень как план психологического функционирования, описываемый в рас-
сказе, и различал 17 уровней: описание объекта, события, поведение, восприятие, внимание, интерес, намерение, чувство, мысль, ожидание, желание, настроение, физическое ощущение, воспоминание, мечты, сны, особые состояния {Tomkins, 1947, с.30—31). Эта классификация не прижилась. Тем не менее, периодически возникали попытки использовать категорию уровня, наполнив ее другим содержанием. В частности, датские исследователи, выделив четыре “уровня трансценденции”: обращение к ситуации тестирования, описание, рассказ и безудержное фантазирование, показали с помощью контент-анализа протоколов ТАТ, что склонность придерживаться одного из этих уровней, либо постоянно перемещаться с одного уровня на другой является устойчивой личностной особенностью; при этом удалось достичь высокой эффективности и надежности классификации фрагментов протоколов по уровням.
К категории уровня отчасти близко понятие стратегии свободных описаний, использовавшееся при анализе восприятия художественной литературы {Леонтьев, Харчевин, 1989; Леонтьев, Павлова, 1992). В этих исследованиях было показано, что тип описаний, характеризующийся тем, что именно говорится о произведении, является индивидуально-специфической характеристикой, отражает глубину проникновения в произведение и коррелирует с рядом переменных. Результаты этих исследований также отчасти целесообразно использовать при анализе ТАТ.
Предлагаемая для анализа рассказов ТАТ классификационная сетка включает пять уровней. Уровень описания фиксируется в том случае, когда обследуемый дает статичное описание изображенной ситуации. Если рассказ не выходит за пределы этого уровня, это означает несоблюдение инструкции (см. главу 3 — отказы и уходы). Следующий уровень — сюжета, соответствует изложению развития событий, описанию поведения действующих лиц. При правильном следовании инструкции этот уровень должен присутствовать во всех рассказах, поэтому его отсутствие более показательно, чем его наличие. Третий уровень идентификации (не путать с категорией идентификации, см. ниже, раздел 3.2. данной главы), соответствует выраженному отождествлению обследуемым себя с одним из персонажей рассказа, фиксации на его переживаниях и мыслях. Четвертый уровень — уровень интерпретации — фиксируется в том случае, если происходящие в рассказе события и поведение персонажей получают оценку или трактовку со стороны обследуемого, занимающего как бы позицию наблюдателя и раскрывающего “истинную” подоплеку их действий. Пятый уровень — уровень обобщения, отмечаемый в том случае, когда обследуемый делает из описанных событий более или менее широкие выводы, рассматривает их как частный случай или символ чего-то более общего.
В одном рассказе ТАТ следует ожидать присутствия одновременно нескольких уровней, каждый из которых должен фиксироваться в соответствующей графе таблицы. При обработке подсчитывается суммарное число появлений каждого из уровней во всех рассказах. В степени использования обследуемым каждого из уровней отражается то, что можно было бы назвать его когнитивной ориентацией — преимущественный интерес к тем или другим видам информации и формам ее переработки. Как уже было сказано, наличие сюжетного уровня менее показательно, чем его отсутствие, которое говорит либо об уровне интеллекта, недостаточном для выполнения задания теста, либо о психодинамических барьерах, препятствующих этому, либо о чрезмерной оригинальности мышления. Частота встречаемости описательного уровня (в сочетании с сюжетным) отражает меру педантичности обследуемого либо его потребности в максимальном учете внешней информации. Уровень идентификации служит признаком интереса к мыслям и переживаниям других людей, эмпатии как черты личности. Работа на уровне интерпретации отражает направленность обследуемого на раскрытие причинных и смыслоцелевых детерминант человеческих действий и хорошую ориентацию в этих детерминантах. Наконец, частый выход на уровень обобщения отражает склонность обследуемого к философствованию, к построению обобщенных концепций, либо, напротив, его ориентацию на жесткие универсальные мировоззренческие стереотипы. В первом случае сами обобщения будут носить менее тривиальный характер, а среди других уровней достаточно часто будут встречаться уровни идентификации и, особенно, интерпретации. Во втором случае обобщения будут довольно тривиальны, а уровни интерпретации и идентификации — не характерными для рассказов обследуемого.
Предложенные классификация и интерпретация уровней являются, в отличие от других категорий, предварительными и гипотетическими.
1.7. Эмоциональный фон рассказа. Относящиеся к этому разделу характеристики описывают не сами рассказы, а состояние обследуемого в процессе их составления. Эмоциональный фон складывается из двух составляющих: настроения и интонации.
1.7.1. Настроение обследуемого описывается словами обыденного языка: хорошее, веселое, грустное, агрессивное и т.п. Если настроение меняется по ходу рассказа, это необходимо указать. Настроение определяется психологом на основе внешнего вида и невербальных проявлений обследуемого (позы, мимики, жестикуляции и др.).
1.7.2. Интонация характеризует речь обследуемого и аналогичным образом описывается житейскими понятиями: воодушевленная, ироничная, приподнятая, печальная, усталая и т.п. Характеристики настроения и интонации дополняют друг друга, образуя единый непротиворечивый эмоциональный фон. Если на протяжении обследования преобладает единый эмоциональный фон, его можно считать присущим обследуемому, во всяком случае, в данной ситуации (точнее, на данном отрезке времени). Изменения эмоционального фона при рассказах на определенную тематику является индикатором эмоционального отношения обследуемого к данной теме.
Остальные структурные диагностические показатели принадлежат к числу факультативных. Они присутствуют не в каждом рассказе и не у каждого обследуемого, и показательным во всех случаях является их наличие.
