Судебно-психиатрическая оценка острого психотического расстройства в связи с употреблением синтетических стимуляторов

врач с наркоманом

В.В. Вандыш-Бубко, М.В. Гиленко, Н.С. Кривенкова

Распространенность и доступность дизайнерских наркоти­ков, наряду с опасными последствиями их употребления вплоть до смертельных исходов, являются серьезной медицинской, социальной и правовой проблемой последних лет. Все чаще лица, употребляющие новые психоактивные вещества (ПАВ), встречаются и в судебно-психиатрической практике.

Дизайнерские наркотики — это психоактивные вещества, разрабатываемые с целью обхода действующего законодатель­ства, синтетические заменители какого-либо натурального вещества, полностью воспроизводящие наркотические свойства последнего. Синтетические катиноны — относительно новый класс дизайнерских наркотиков, одним из его представителей является a-PVP (альфа-пирролидиновалерофснон). За рубежом на жаргоне потребителей носит название “Flakka”, в России известен как “скорость”. Синтетические катиноны структурно подобны стимуляторам амфетаминового ряда и, по имеющимся данным, оказывают сходное стимулирующее воздействие на центральную нервную систему за счет возбуждающего действия на моноаминергические системы головного мозга с нарастани­ем синаптической концентрации дофамина, норадреналина и серотонина с одновременной блокировкой их обратного за­хвата. Физиологические и поведенческие эффекты, вызыва­емые употреблением синтетических катинонов, изучены па сегодняшний день недостаточно. Типичные эффекты этих наркотиков соответствуют их симпатомиметическому действию: расширение зрачков, тахикардия, гипертермия, повышение артериального давления, тризм, тремор, бессонница и т.п. В психической сфере типичными эффектами считаются эйфория, ощущение притока энергии, ясность мыслей, усиление общи­тельности и эмпатии, сексуальное возбуждение, гиперактив­ность. Однако по мере увеличения дозы или в случае повторных приемов может нарастать беспокойство, тревога, возникают панические атаки, психотические расстройства. По данным исследователей, психотические осложнения возникают, как правило, при приеме высоких доз или при наличии коморбид- иой психической патологии. Клиническая картина психозов, судя по описаниям в литературе, развивается через 0,5-2 часа после приема наркотического вещества и в подавляющем боль­шинстве случаев проявляется параноидной симптоматикой со страхом, тревогой, растерянностью, элементами делириозных расстройств, что сопровождается возбуждением, агрессивным поведением. Длительность наблюдаемых психозов, но данным литературы, составляет от нескольких дней до 2-3 недель. После выхода из интоксикационного психоза нередко отме­чается частичная амнезия происходившего во время психоза. Критика к перенесенному психозу возникает на 3-й—7-й день, в отдельных случаях резидуальный бред может сохраняться в течение нескольких недель или даже месяцев (Сумароков А.А., Дралюк Н.М., 2016; Асадуллин А.Р. и соавт., 2017).

В судебно-психиатрической практике, несмотря на очевид­ность психоза в период общественно опасного деяния (ООД), при оценке подобных случаев перед экспертами встает целый ряд проблем, что и демонстрирует представленное клиниче­ское наблюдение.

Подэкспертный Р., 1984 г.р., обвиняется в убийстве своей мало­летней дочери (2,5 мес.), в совершении в отношении нее насиль­ственных действий сексуального характера, а также в покушении на убийство жены.

По данному уголовному делу ранее было проведено 4 судебно­психиатрические экспертизы (СПЭ):

1.     Амбулаторная СПЭ по обвинению Р. в убийстве и покушении на убийство (ч.2 ст. 105, ч.З ст.30, ч. 1 ст. 105 УК РФ), где комиссия при­шла к заключению, что в период, относящийся к инкриминируемым, ему деяниям, у него имелось временное психическое расстройство в форме острого психотического эпизода в связи с употреблением, психоактивных веществ, которое лишало его возможности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. Рекомендовалось направить его на принудительное лечение в медицинскую организацию, оказывающую психиатриче­скую помощь в стационарных условиях специализированного типа с интенсивным наблюденном (ПБСТИН1

2.    Дополнительная АСПЭ по тем же статьям. Заключение: “Синдром зависимости, вызванный употреблением психостимуля­торов. Нуждается в лечении от наркомании”.

3.    Стационарная СПЭ по тем же статьям, а также но обвинению в покушении на сбыт наркотических средств в крупном размере (ч.4 ст.228.1 УК РФ). Заключение: “Синдром зависимости от стимулято­ров: в момент убийства и покушения на убийство — острое- психоти­ческое расстройство, в результате употребления ПАВ”. “Вменяем” в покушении на сбыт наркотических средств; “невменяем” в убийстве и покушении на убийство. Рекомендовано принудительное лечение в ПБСТИН, “обязательное лечение у нарколога”.

4.    “Дополнительная” ССПЭ по тем же статьям, а также по обви­нению в незаконном приобретении, хранении наркотических средств (ч.2 ст.228 УК РФ). Заключение то же.

В дальнейшем подэкспертному было предъявлено обвинение в насильственных действиях сексуального характера в отношении малолетней дочери (ч.4 п.”б” ст. 132 УК РФ). Дело о хранении и по­кушении на сбыт наркотических средств выделено в отдельное про­изводство. После этого государственный обвинитель ходатайствовал о проведении повторной ССПЭ по следующим причинам:

–     необходимость исследования психического состояния подэк­спертного на момент совершения им насильственных сексу­альных действий;

–     сомнение в выводах предыдущей экспертизы с учетом того, что обвиняемый самостоятельно ввел себя в подобное состояние путем употребления наркотиков, а также в связи с “наличием противоречия в заключении экспертов относительно необхо­димости назначения принудительных мер медицинского ха­рактера при отсутствии психического расстройства на момент обследования”.

О подэкспертном известно следующее. Сведений о психопа­тологически отягощенной наследственности нет. Развивался без особенностей и отставания. Окончил 11 классов общеобразова­тельной школы. По показаниям матери, он был очень активным, являлся лидером в коллективе сверстников, занимался борьбой, танцами, компьютером, был упорным, добрым, отзывчивым, иногда вспыльчивым, но незлопамятным человеком. Успешно окончил вуз (электротехнический факультет, а также заочное отделение экономи­ческого факультета). Службу в армии не проходил, так как посещал занятия на военной кафедре. В дальнейшем работал инженером по установке охранных систем, занимался электромонтажными работами и установкой систем видеонаблюдения, неофициально подрабатывал электриком и частным извозом. Первая жена под­экспертного сообщила, что состояла с ним в браке с 2010 по 2013 гг.; общих детей не было. Описывала подэкспертного как спокойного, доброго, общительного, неагрессивного, грамотного и начитанного человека, редко употреблявшего спиртное и не принимавшего в пе­риод их совместного проживания наркотические вещества. С 2014 г. стал проживать в незарегистрированном браке с потерпевшей по настоящему делу, 28.09.2015 г. у них родилась дочь. Потерпевшая и ее родители описывали подэкспертного как положительного, воспитанного, трудолюбивого и не злоупотребляющего алкоголем человека. К уголовной ответственности он ранее не привлекался. Под наблюдением психиатра и нарколога не находился.

врач рассматривает томограмм мозга

Как следует из материалов уголовного дела, Р. обвиняется в том, что 16.12.2015 г. в период с 05.00 до 07.39 утра, находясь у себя дома, убил свою малолетнюю дочь, совершил в отношении нее насильствен­ные действия сексуального характера, а также пытался убить свою сожительницу’. Согласно заключению судебно-медицинской эксперти­зы, при исследовании трупа малолетней были обнаружены открытая черепно-мозговая травма с разрушением вещества головного мозга, открытая травма груди с утратой части внутренних органов, откры­тая травма живота с разрывами брыжейки и рассечением петель кишечника, множественные разрывы задней стенки преддверия влагалища с утратой части мягких тканей, а также множественные ушибы и ссадины головы и туловища. В желудочном содержимом, стенке желудка малолетней потерпевшей был обнаружен a-PVP. У сожительницы подэкспертного были обнаружены закрытая че­репно-мозговая травма, рвано-ушибленные раны волосистой части головы, а также множественные ушибы и ссадины головы, туловища и конечностей.

Потерпевшая в своих показаниях сообщила, что у нее никогда не возникало конфликтов с подэкспертным за весь период их совместного проживания. Подэкспертный очень любил дочь и принимал активное участие в ее воспитании. Накануне случивше­гося около 1 часов вечера он вернулся домой в трезвом и адекватном состоянии. Супруги вместе поужинали, покормили и уложили дочь, сделали домашние дела и легли спать 01.30 ночи. Примерно через час подэкспертный разбудил сожительницу и предложил выпить чай. Она отказалась, и он ушел. Около 5 часов утра он снова раз­будил ее и попросил спуститься с ним вниз, заявив, что очень за нее волнуется. Она выполнила его просьбу, после чего он дал выпить воды, которая имела вкус какого-то лекарства. Затем подэкспертный побежал наверх в комнату дочери и спустился с ней на первый этаж.

Не выпуская девочку из рук, он постоянно повторял, что боится за нее, после чего стал ‘‘как сумасшедший” валяться по полу и кричать: “Что я наделал, я вас отравил, надо с этим заканчивать!” Потерпевшая унесла дочь наверх, едва успела положить девочку в кровать и дать ей соску, как в комнате появился возбужденный и агрессивный под­экспертный. Он начал кричать, схватил дочь и убежал на первый этаж, где продолжал кричать, спрашивал, что ему делать, после чего начал бить сожительницу. Затем он стал окунать дочь в бак с водой. В попытке спасти ребенка потерпевшая ударила Р. пустой бутылкой по голове, но его это только еще больше разозлило. Он принялся душить потерпевшую, пытался выдавить глаза пальцами, таскал ее за волосы по кухонному полу. Потом он затолкал сожи­тельницу пол стол и отдал ей ребенка с криками: “Ешь!”. Девочка в тот момент уже не подавала признаков жизни.

Далее он уложил сожительницу на спину, снял нижнее белье и попытался поместить голову дочери внутрь половых органов потерпевшей. После этого снова начал избивать ее. кричал, что из нее необходимо “изгнать бесов”’. Он поднял тело дочери, вытолкал потерпевшую из дома, по­сле чего она бросилась бежать, а подэкспертный вернулся обратно в дом с ребенком на руках. Сотрудники полиции сообщили, что когда они около 07.35 утра подошли к дому подэкспертного, то слышали, как внутри кричит мужчина, но разобрать слова было невозможно. В доме, в ванной комнате на полу они обнаружили обнаженного и окровавленного подэкспертного, под ним обнаружили труп ребен­ка. Вокруг были разбросаны осколки зеркала, все стены измазаны кровью. Свидетели указывали, что у подэкспертного были “большие стеклянные и бешеные глаза”, он издавал непонятные звуки, не отвечал на вопросы и никак не реагировал на присутствующих.

Сотрудники психиатрической бригады СМИ указывали, что во время осмотра в 08.20 утра продуктивному контакту он был недо­ступен, на вопросы не отвечал, издавал нечленораздельные звуки. Примерно через 20 минут он стал понемногу приходить в себя, смог назвать свое имя и попросил воды. Так как по своему психическом}’ состоянию он уже не представлял опасности для окружающих, то был оставлен на мосте происшествия. Согласно показаниям сотрудников полиции, находясь в патрульной машине, подэкспертный, смеясь, сообщил им, что убил дочь и избил сожительницу, так как “изгонял из них демонов”. Во время беседы вел себя спокойно и не сожалел о содеянном. В тот же день в 11 ч 20 мин подэкспертному проводилось медицинское освидетельствование, в ходе которого он был ориенти­рован в достаточном объеме, изменений речи у него не отмечалось. По результатам исследования был установлен факт употребления наркотических веществ (a-PVP) без признаков одурманивания.

Допрошенный в ходе следствия подэкспертный сообщил, что с конца сентября 2015 г. стал употреблять наркотик-стимулятор “скорость”, который приобретал через интернет. Вечером накануне случившегося вышел на улицу, где нагрел на фольге наркотик и вдохнул его через трубку, после чего у него появилось подозрение, что за его семьей ‘следят неизвестные люди”. Ночью внезапно проснулся, и ему начало казаться, что “придут неизвестные существа и изменят их разумы”. В течение нескольких часов он сидел на первом этаже, слушая на компьютере музыку, а около 4-6 часов утра решил, что зря оставил сожительницу п дочь одних. Ему вновь стало казаться, что “придут неизвестные существа, изменят им разум или убьют их”.

Он уговорил сожительницу спуститься с ним на первый этаж, где “чтобы не дать заснуть” растворил остатки наркотика в воде и дал выпить его потерпевшей под видом аспирина, так как был убежден, что во сне с ней может случиться “что-то страшное”, что она “изменит к нему свое отношение”. Выпив воду с растворенным наркотиком, она стала вести себя странно и неестественно. Решив, что ей станет плохо, подэкспертный попросил, чтобы она вызвала рвоту, а сам побежал к соседям позвонить и вызвать скорую помощь, но на пол­пути передумал и вернулся домой, где заметил, что сожительница находилась в “каком-то другом состоянии”. Затем он вспомнил, что дочь находится на втором этаже одна и вместе с сожительницей под­нялся в ее комнату. Там подэкспертный отвлекся, посмотрев в окно, а когда обернулся, заметил, что сожительница дала “что-то выпить” ребенку, а затем затолкала в рот соску. Решив, что она хочет убить дочь, он стал наносить ей удары по голове табуретом. В тот момент он увидел в сожительнице “демона”, поэтому захотел “изгнать” его. Дочь стал окунать в бак для того, чтобы промыть ей желудок и вызвать рвоту, в результате чего она захлебнулась. Поняв, что девочка мертва, продолжил избивать сожительницу разделочной доской, потом отдал ей тело ребенка со словами: “Ешь'”.

На вопрос следователя, зачем он это сказал, заявил, что в тот момент уже “ни­чего не соображал”. Ему казалось, что все еще можно “исправить ‘, он “возомнил себя Богом” и решил “воскресить” дочь. Для этого он попросил сожительницу лечь на пол и попытался ввести голову ребенка в ее половые органы. После этого ему показалось, что под глазами у потерпевшей находятся “какие-то датчики”, поэтому он с силой давил на глазные яблоки пальцами в попытке их извлечь. Затем, вытолкав сожительницу из дома, взял икону и направился в ванную комнату, где попытался “воскресить” дочь. Для этого он поливал потерпевшую водой из-под крана и прикладывал к ее го­лове икону, но это не помогало. Тогда он разбил зеркало, не желая видеть свое отражение, а затем его осколком нанес себе повреждения в области рук и ног. вырезал на груди крест, нарисовал несколько крестов на теле дочери своей кровью “с целью воскрешения”. Так как указанные действия не принесли результата, решил, что вну­три тела дочери находятся “какие-то искусственные тела”, которые мешают процессу воскрешения. Пытаясь их найти, ввел пальцы во влагалище потерпевшей, а когда ничего там не нашел, вскрыл осколком зеркала брюшную полость, грудную клетку и голову де­вочки.

В процессе осмотра внутренних органов извлек и проглотил сердце, так как считал, что это “необходимо, чтобы остаться жить”. Затем он “перерезал вены у себя на руках, так как желал умереть и “отправиться туда”, где находилась его дочь. Сделав это, он лег на труп потерпевшей на полу в ванной комнате, где был обнаружен сотрудниками полиции. Сообщил также, что наркотические веще­ства. обнаруженные при судебно-медицинской экспертизе в желудке ребенка, могли попасть вместе с водой, которой он ее поил, пытаясь вызвать рвоту. При проведении предыдущих судебно-психиатриче­ских экспертиз подэкспертный был доступен контакту, спокоен. На вопросы отвечал по существу. Подробно описывал свое состояние во время употребления им наркотических веществ и в день совершения правонарушений, сообщая сведения, аналогичные данным ранее в ходе допросов. Различались отчасти только сведения о начале употребления им ПАВ, длительности употребления стимуляторов и кратности их приема в последние недели перед ООД. Мышление его оценивалось как последовательное, суждения – целенаправленные. Нарушений памяти, интеллекта не было. Эмоциональные реакции были живые, соответствовали характеру переживаний. В ходе су­дебных заседаний пояснил, что количество принятого в тот день ПАВ было больше его ежедневной ‘ нормы”, после первого приема у него возникло состояние страха, которое усилилось при повторном употреблении. Указывал, что состояние страха прошло “сразу же, как рассвело”, однако в течение нескольких дней после правона­рушения он “странно себя ощущал в некоторые моменты времени, не до конца понимал, что совершил”.

При настоящем обследовании в ФГБУ “ФМИЦПН нм. В.П.Серб­ского”: соматоневрологическое состояние – без особенностей.

Психическое состояние. Ориентирован всесторонне верно. На вопросы отвечает по существу. Анамнестические сведения излагает в хронологической последовательности. Не отрицает эпизодического курения гашиша с 16 до 18 лет. после чего наркотики длительное время не употреблял. В 29 лет употребление наркотиков возобновил, тогда же отмечал улучшение состояния в виде значительного подъ­ема настроения, прилива сил, ощущения “просветления головы и ускорения мыслительных процессов”. Считал наркотики “благом”, так как с их помощью лучше справлялся с профессиональными обязанностями, научился быстро принимать ответственные реше­ния и находить выход из проблемных ситуаций. Не скрывает, что данный эффект ему очень понравился, и он стал “курить коноплю” с периодичностью два-три раза в неделю. С определенного времени употребление каннабиноидов перестало давать желаемый результат, поэтому начал искать “заменитель”. В сентябре 2015 г., попробовав “скорость”, испытал ощущения, подобные тем, что у него отмечались при первом употреблении конопли, “только в этот раз намного ярче и сильнее”. Чувствовал себя бодрым, посвежевшим, отдохнувшим даже после тяжелого рабочего дня или бессонной ночи. Признается, что такое состояние понравилось намного больше, “мог не спать и всю ночь сидеть с ребенком”. В связи с этим прекратил употребление ко­нопли и последние несколько месяцев употреблял только “скорость”, вначале один-два раза в неделю, в дальнейшем – значительно чаще: последнюю неделю перед правонарушением – ежедневно, а иногда даже несколько раз в день. Неохотно признает, что воздерживаться от приема “скорости” было тяжело, так как часто испытывал усталость, требовавшую “подпитки”.

Об инкриминируемых деяниях расска­зывает, что накануне случившегося примерно в полдень “покурил “скорости”. не заметив каких-либо изменений своего состояния. После 4 часов вернулся домой, поужинал вместе с супругой, уделил внима­ние ребенку, а в 8-9 часов вечера вышел на улицу покурить, тогда же повторно принял наркотик. Указывает, что сделал “буквально одну затяжку и сразу отметил, как постановка вокруг изменилась, ‘ стало необычно тихо, ни единого звука в округе, даже собаки лаять перестали”. В тот момент его “охватил” страх, так как обстановка на улице начала вызывать подозрение, опасность; появилось “нехорошее предчувствие’7, породившее мысли о “незримой беде”, отчего сильно испугался за семью и поспешил вернуться в дом. закрыл входную дверь на щеколду, чего никогда раньше не делал. Под влиянием домашней обстановки беспокоивший его мгновение назад страх “от­ступил куда-то’ и “позволил” заняться обычными домашними делами. Помнит, как легли с супругой спать. Внезапно проснулся от “толчка в спину”. Свои ощущения при пробуждении описывает как “всепо­глощающее” чувство страха, ужаса, тревоги; был буквально “сражен мыслями о страшной опасности, которая находилась совсем рядом и угрожала его семье неминуемой катастрофой”. Одновременно с этим возникло “четкое” опущение, что за ним “следят, прослушивают”.

Не понимал, как именно это происходило, поэтому решил вынуть из мобильных телефонов аккумуляторы. В дальнейшем ему с трудом удалось убедить жену спуститься с ним вниз. Вспоминает, что тогда очень суетился, сильно испугался, когда потерпевшая сообщила, что “засыпает и будто проваливается куда-то”. Решил, что ей “нельзя по­гружаться в сон. а иначе случится непоправимое”. Для этого раство­рил на кухне наркотик и дал выпить ей под видом аспирина. Тут же возникла мысль, что “отравил” жену, им овладела паника, поэтому выскочил на улицу с намерением вызвать скорую помощь с телефона соседей, но неожиданно передумал. Когда вернулся обратно в дом, понял, что “зря оставил жену и ребенка одних”, так как обстановка в помещении “преобразилась, стала сильно пугать”. Поднялся в детскую комнату, где внимательно наблюдал, как жена укладывает ребенка спать. Отвлекся “проверить обстановке- за окном”, а обер­нувшись, увидел, как потерпевшая убирает руку ото рта дочери. Решив, что она ее “отравила”, ввел пальцы в рот девочки, чтобы вы­звать рвоту. Заявляет, что о дальнейших событиях у него остались туманные и фрагментарные воспоминания. Старался ребенка жене не доверять, так как продолжал подозревать ее, убежал с дочерью вниз, там “вновь и вновь’ пытаться “очистить ее организм от яда”. Для этого вводил пальцы ей в рот, поил водой из кружки. Не знает, как оказался на кухне возле бака с водой, в который впоследствии окунал ребенка, чтобы “промыть желудок”.

Обливал себя водой из кружки, плескал ее на пол позади себя, так как казалось, что “кто- то все время наносит удары в спину”; смутно припоминает стоящую “где-то в глубине кухни” жену, лицо которой “точечно покрывало яркое голубое свечение”. Ощущал в доме присутствие “зла”. думал, что перед ним “вовсе не его жена”, так как в голове “засело” стойкое убеждение, что ее “подменили”. Не может вспомнить моменты, когда наносил супруге удары, как пытался искать у нее “в теле датчики”. Обращает внимание на то. что при даче показаний указанные ситу­ации описывал после ознакомления с протоколами допросов жены. Продолжая рассказ о событиях того дня, сообщает, что выходил вместе с супругой и ребенком на улицу, чтобы “омыться” снегом и “изгнать зло”. Не помнил, куда “исчезла” потерпевшая перед тем, как он вернулся в дом. Взял на кухне икону, ушел в ванную комнату, где прикладывал “святой образ” к голове ребенка, поливал его тело водой. Испытал ужас, посмотрев в зеркало, “разбил его поскорее, уж больно ужасным оно было”. Описывает, как осколком зеркала на­носил себе повреждения, а затем “рисовал кресты кровью” на теле дочери, пытаясь “воскресить” ее: когда осколком изрезал ребенка — потерял сознание. Категорически отрицает какие-либо сексуаль­ные действия в отношении дочери; сообщает в этой связи, что в тот период считал, что если ребенок вновь пройдет через родовые пути матери, то она оживет. Кроме того, казалось, что у девочки внутри помещены “какие-то датчики”, хотел их обнаружить и изъять. После “пробуждения” не понимал происходящее, видел, вокруг много лю­дей. половина которых воспринимались им как “роботы, чей разум поработили инопланетные существа”, был уверен, что его дом стал “полем грандиозной битвы добра и зла”. Указывает, что “ростки по­нимания” появились, когда его стали “возить туда-сюда”, привели на первый допрос. Но осознание случившегося “было неполным”, первые дни казалось, что за ним “должны прийти”, что он является “особенным” человеком со “сверхспособностями”. Подчеркивает, что данные мысли “покидали” его постепенно, в течение двух недель, после чего наступило “полное осознание” содеянного. Не считает, что в настоящее время нуждается в лечении, так как убежден, что никакого психического расстройства у него нет, а “пагубную страсть” к употреблению наркотиков он “давно преодолел”, “сейчас наркоти­ки для него – самое большое зло”. В отделении подчинен режиму, в меру общителен. Мышление последовательное, целенаправленное. Интеллект соответствует полученному образованию и образу жизни. Память без грубых нарушений. Эмоциональные реакции соответ­ствуют обсуждаемым темам. Бреда, галлюцинаций нет.

В представленном случае наибольшие сложности в плане диагностики представляла наркомания в связи с уже от­меченной малоизученностью зависимости от синтетических стимуляторов, отсутствием как объективных сведений о при­еме ПАВ, так и каких-либо специфических “наркоманических” изменений личности при обследовании подэкспертного, за исключением облегченности и поверхностности суждений при беседах об употреблении наркотиков и отсутствия критики к наличию зависимости от них. Однако совокупность сведений об употреблении подэкспертным в течение нескольких месяцев стимуляторов (“скорость”) с формированием патологического влечения к их приему, нарастанием толерантности и возник­новением при вынужденном воздержании от их употребления сниженного настроения, повышенной утомляемости, истощаемости и непреодолимое желание возобновить употребление наркотика — все это позволило обосновать синдром зависимости от стимуляторов (F15.2, по МКБ-10).

Обоснование расстройства в период ООД (психотический уровень/структура/генез) представляло существенно меньшие трудности. Анализ материалов уголовного дела и результаты проведенных обследований свидетельствовали о возникно­вении у Р. непосредственно после употребления наркотика острого психотического расстройства с последовательным ус­ложнением клинической картины от малодифференцирован­ного бредового настроения до развернутого параноидного син­дрома с бредовым восприятием окружающей действительности (идеи воздействия, преследования, отношения, отравления, величия), выраженными аффективными нарушениями (ужас, страх, тревога, паника), рудиментарными эпизодами помраче­ния сознания, психомоторным возбуждением, патологическим, обусловленным болезненными переживаниями, поведением, патологической мотивацией содеянного. Указанное временное психическое расстройство в форме психотического, преиму­щественно бредового, расстройства вследствие употребления стимуляторов (F 15.51, по МКБ-10) лишало Р. возможности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими.  Диагноз указанного психотического расстройства решал и проблему оценки психического состояния подэкспертного в контексте ст. 132 УК РФ.

В течение последующих нескольких часов у подэкспертного отмечалась критическая редукция имевшейся острейшей пси­хотической симптоматики, а на протяжении последующих двух недель – постепенное исчезновение остаточных бредовых идей с формированием критического отношения к происшедшему, что имеет значение в плане оценки его уголовно-процессуальной дееспособности и способности давать показания. Таких задач судебно-следственные органы перед экспертами не ставили, многочисленные показания, данные Р. в ходе следствия и су­дебных заседаний, по-видимому, не вызвали сомнения в этих юридически значимых способностях подэкспертного. Так как экспертная инициатива (ч.4 ст.57 УПК РФ) является правом, а не обязанностью экспертов, комиссия в данном случае по­считала ее нецелесообразной.

Наибольшие трудности в этом экспертном случае, как и во многих других, где речь идет о временном психическом расстройстве в период ООД, из которого к настоящей СПЭ подэкспертный полностью вышел, представляет обоснование общественной опасности и выбора принудительной меры медицинского характера (ПММХ). Следует заметить, что ни в одном из заключений предыдущих СПЭ этих обоснований не было, что, вероятно, и вызвало сомнения в правильности сделанных выводов.

При настоящей СПЭ комиссия пришла к заключению, что именно имеющийся у Р. синдром зависимости от стимуляторов, характеризующийся наличием патологического влечения к приему наркотика с высоким психотическим потенциалом, от­сутствие критики к имеющейся зависимости от ПАВ связаны с возможностью причинения им иного существенного вреда либо с опасностью для себя и других лиц. Как совершивший обще­ственно опасное деяние в состоянии временного психического расстройства при сохраняющейся тенденции к повторению таких состояний в связи с наличием синдрома зависимости от стимуляторов, Р. требует постоянного наблюдения, нуждается в принудительном лечении в медицинской организации, оказывающей психиатрическую помощь в стационарных условиях, специализированного типа.

При этом, выбирая вид ПММХ, комиссия руководствовалась не столько особой тяжестью совершенных деяний, обусловлен­ной в данном случае клинической картиной психотического состояния, сколько особенностями преморбидного периода и социальной направленностью личностных установок под­экспертного, его актуальным психическим состоянием, отсут­ствием тенденций к грубым нарушениям больничного режима.

 

Читайте далее:
Загрузка ...
Обучение психологов