Т.Г. Вагеро, Т.Б. Мустафина, Г.А. Фастовцов
Сложности судебно-психиатрической оценки шизотипического расстройства связаны с “пограничным” спектром психических расстройств при данной патологии, проявляющимся преимущественно на личностном уровне (Смулевич А.Б., 1999). Начало заболевания сходно с симптомами ряда форм шизофрении (утрата прочных контактов с окружающими, появление поверхностных, своеобразных интересов).
Снижение энергетического потенциала длительное время кажется незначительным и даже может быть незаметным. Далее возникают нелепости или странности в поведении, вычурность внешнего вида, в ношении одежды, снижаются способности к целенаправленной полезной активности, возникают эмоциональное обеднение и парадоксальность эмоций, могут утрачиваться проявления высших эмоций (сострадание, стыд, любовь и др.) (Фастовцов Г.А. и соавт., 2013). Важным аспектом в диагностике шизотипического расстройства являются расстройства самосознания, когда нарушается адекватная оценка своего Я как субъекта психической деятельности и как личности с определенным статусом (Кутарев Ф.Л., 1999).
При мягких, “нспсихотических” проявлениях шизофренического процесса нарушения самосознания “филигранны”, незначительны и выражаются в изменении отражения личностью окружающей действительности только на уровне высших понятий (социально-общественных отношений, взаимосвязей различных явлений и причинно-следственных отношений). Вместе с тем гранильные изменения самосознания и сознания естественно нарушают мотивы, установки и смыслообразуюшую сторону действия, и если деперсонализация с дереализацией, а также мотивы, установки и ориентации личности скрыты, то окружающим видны только сами действия, а через них уже в ином освещении выступает и деятельность больных (Ануфриев А.К.,2013) .
Экспертные решения строятся на анализе сопряженности влияния психопатологических феноменов на поведение, в частности, с конкретными ситуационными обстоятельствами, в которых совершено ООД. Наиболее часто клинические проявления шизотипического расстройства в совокупности ограничивают способность субъекта осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. Динамическое, катамнестическое наблюдение способствует конструированию целостной картины шизотипического расстройства, поэтому интересным представляется следующий клинический случай.
Подэкспертный К., 27 лет, обвиняется по ч.2 ст.228 УК РФ в незаконном хранении и изготовлении наркотических веществ (амфетамин) без цели сбыта, в крупном размере. Отец подэкспертного по характеру был эмоциональный, впечатлительный, необщительный, злоупотреблял алкоголем, покончил жизнь самоубийством (повесился). оставив записку, что “жизнь не сложилась, жить дальше бессмысленно”. Мать — “странноватая”, по характеру вспыльчивая, очень мнительная, общительная, по образованию психолог, но по специальности не работала. Подэкспортный – единственный ребенок в семье, родился в срок от беременности, протекавшей на фоне токсикоза и угрозы выкидыша. На вторые* сутки был переведен в детскую больницу на три недели с диагнозом “Внутриутробная инфекция, внутриутробная гипоксия, гипотрофия, синдром угнетения ЦНС, морфофункциональная незрелость”.
В раннем возрасте отмечалась небольшая задержка психомоторного развития, тем не менее к четырем годам освоил чтение и письмо. В детском саду часто играл в одиночестве, отличался двигательной расторможенностью. непослушанием, в связи с чем часто получал замечания от воспитателей. До 6 лет говорил о себе в третьем лице, буквы писал “зеркально”. В 5-летнем возрасте осмотрен психиатром, был расторможен, многоречив. назойлив. Заявлял, что не хочет быть Митей, называл себя Олегом, настаивал на исправлении имени и своего возраста. Состояние расценено как “Синдром двигательной расторможенностп, шизофреноподобный синдром на резидуально-органическом фоне”.
Затем К. был проконсультирован в НЦПЗ, где определен диагноз: “Синдром Аспергера с фазными аффективными невротическими расстройствами”, назначено лечение новопасситом, финлепсином, кавинтоном, когитумом. На фоне терапии у него “наладилось письмо”. стал менее расторможенным, однако категорически не хотел подчиняться общим правилам. Обучаться в школе начал с 7 лет, успеваемость была неровной, со сверстниками не контактировал, был среди них изгоем. В начальных классах мог встать и ходить по классу, был невнимательным, отвлекался. С 8 лет заинтересовался математикой, самостоятельно изучал интегралы, логарифмы, увлекся химией. Посещал музыкальную школу по классу скрипки, но преподаватель отказался заниматься с. ним. так как “было трудно привлечь его внимание”.
В последующем он увлекся Востоком, занимался айкидо, изучил, как пишутся цифры с помощью иероглифов, использовал их на уроках математики. В 11 лет был осмотрен психиатром в связи конфликтностью, быстрой утомляемостью, аффективной возбудимостью. Психиатром отмечалось, что К. одержим сверхценными фантазиями, считал, что “все учителя террористы”, говорил, что создал в школе “антитеррористическую группу” из 5 человек, разубеждению не поддавался. Был проконсультирован в НЦПЗ, где диагноз уточнился: “Шизотипическое расстройство, психопатоподобный синдром”. В 7-ом классе увлекся пиротехникой, устроил взрыв на уроке физики, был поставлен на профилактический учет в милиции. С 15-летнего возраста стал чаще нарушать дисциплину, был неадекватен в общении со сверстниками и учителями, не принимал реальность и социальные правила, не считался с окружающими, пытался привлечь к себе внимание, в связи с чем амбулаторно проходил психолого-педагогическую реабилитацию с 2004 по 2006 гг. Указывалось, что друзей у него практически не было, увлекался только взрывотехникой, все остальное ему было безразлично или воспринималось как досадная помеха. Был нетерпелив, а когда психолог устанавливал временные границы встречи, демонстративно выключался из контакта, начинал исписывать листы химическими формулами.
Вел себя так, будто для него не существовало никаких ограничений, заявлял о своем “всемогуществе”. Говорил, что маму любит, но постоянно ее дразнил, провоцировал, хамил. Был склонен к рассуждательству, горячо отстаивал свою точку зрения, не очень заботясь о логике. Все. что ему было выгодно либо хотелось, считал справедливым и логичным. В процессе работы с психологом стал способен удерживаться в рамках общепринятых норм, увлечение химией взрывчатых веществ уменьшилось, но сменилось нейролингвистическим программированием и “пикапом” — искусством “кадрить” девушек. В 8-ом классе поступил в физико- химический класс гимназии, но через полгода был отчислен, так как писал на стенах “всякие гадости про одного учителя’’. В дальнейшем сменил несколько школ из-за нарушений поведения. К учебе относился без интереса (был рассеян, ленив, мог уснуть на уроке), включался лишь когда ему была интересна тема, высказывал свою точку зрения, спорил, был своеобразен, обособлен. Его суждения удивляли наивностью, откровенностью и прямолинейностью, отсутствием верного понимания и оценки, хотя участвовал в олимпиадах по химии, занимал призовые места, экстерном, за год. окончил среднюю школу, освоив программу 10—11 классов.
В 2007 г. был обследован психиатром по направлению военкомата. Отмечалось, что К. выглядел моложе своих лет, был расторможен, инфантилен, некритичен, плохо учитывал ситуацию, отличался своеобразием развития с опережением в интеллектуальном плане, зависимостью и беспомощностью – в житейском. На основании диагноза “Шизоидное расстройство личности с аффективными колебаниями и сверхценными образованиями” был признан негодным к военной службе. По окончании школы поступил на факультет журналистики, но через год оставил учебу – “не понравилось, стало скучно”. Затем обучался, на физико-химическом факультете, откуда был отчислен после 1-го семестра. В характеристике из университета указывалось, что он пропускал много занятий по практикуму, несмотря на то. что обладал живым и острым умом, усваивал только поверхностные знания, “не удосуживаясь проникать в суть явлений и процессов в химии”. Ему не были свойственны ни добросовестность, ни усидчивость, поведение отвечало “скорее характеру поведения несложившегося подростка”.
В последующем К. обучался в колледже легкой промышленности по специальности “парикмахер”. С 2009 г. проживал со своей девушкой в комнате коммунальной квартиры, в которой был “хаос из косметики и одежды”. Они делали макияж, переодевались в одежду друг друга, много фотографировались, раскрасили в комнате батареи полосками – черной и розовой. У них был свой условный язык — коверканье слов (например, они называли будильник “будольником” или “будолом”). В 19 лет К. впервые был привлечен к уголовной ответственности за подрыв самодельного взрывного устройства в кафе. В ходе следствия К. была проведена стационарная СПЭ (с 03.02 по 30.03.2010 г.), во время которой выглядел неопрятно, на руках были длинные неухоженные ногти. Был многословен, речь вычурна, ускорена по темпу, доходила до монолога. Держался претенциозно, с элементами патетической жестикуляции. Пускался в пространные рассуждения о психологии, религии, несправедливости жизни. Сообщал, что с детства любил совершать “из ряда вон выходящие поступки”, “разрывая устоявшиеся шаблоны”. Подробно рассказывал, что изучил много литературы по химии, пиротехнике, сам изготавливал взрывчатые вещества, испытывал непреодолимое стремление произвести взрыв, чувствовал радость от вида взрыва и ощущения взрывной волны. Увлекался психологией, так как его интересовал анализ поведения людей, считал, что он “жил в вакууме”, был зажатым, не мог общаться с людьми.
Самостоятельно изучив нейролингвистическое программирование, научился общаться со сверстниками, завел много знакомых. Рассказывал о движении “Эмо”, считал себя его представителем, утверждал, что имел популярность в кругах единомышленников, в поисках своего индивидуального стиля красил волосы в различные цвета, подводил глаза, надевал женские колготки. Не мог определиться со своей половой принадлежностью-считал себя мужчиной, но с множеством женских черт. Пробовал амфетамин, от действия которого становился более общительным, раскрепощенным, испытывал прилив энергии; прекратил его прием, ощутив эмоциональный провал, боялся стать зависимым. Эмоциональные реакции были не адекватны теме беседы. В мышлении отмечалось своеобразие, со склонностью к резонерству. Критические способности были нарушены. Экспертная комиссия пришла к заключению, что у К. имеется шизотипическое личностное расстройство (F21.8, по МКБ-10), которое лишало его способности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. Решением суда К. был направлен на принудительное лечение в психиатрический стационар общего типа. При поступлении он держался с чувством собственного достоинства, высокомерно. Правонарушение не отрицал, заявлял, что “получил хороший жизненный урок”, утверждал, что “понял, сколько несчастья причинил людям”. Мышление его было резонерским. В первые дни пребывания в отделении настроение было несколько сниженным, к общению с окружающими не стремился.
В последующем на фоне проводимого комплексного лечения нейролептиками, нормотимиками и работы с психологом состояние улучшилось: нормализовалось настроение, поведение приобрело упорядоченный характер, появилась достаточная критика к своему состоянию и правонарушению. Держался в кругу сверстников с правильными социальным установками, стал опрятным. На протяжении длительного времени психическое состояние носило стабильный характер, был спокоен и упорядочен в поведении. Понимал необходимость регулярного посещения ПНД, приема поддерживающих доз лекарственных препаратов. После окончания принудительного лечения выписан под активное диспансерное наблюдение психиатра. ПНД посещал регулярно, однако назначенное лечение не принимал. В возрасте 23 лет К. стал открыто носить женскую одежду, пользоваться декоративной косметикой, женился, проживал вместе с женой и матерью в коммунальной квартире. Работал парикмахером на дому, занимался наращиванием волос. В феврале 2015 г. подэкспертный стал изготавливать и употреблять амфетамин, в связи с чем в частном порядке обследовался и лечился по поводу “употребления амфетамина с вредными последствиями”. С мая по июль 2015 г. трижды лечился в ПБ.
Указывалось, что К. с 19 лет стал считать себя женщиной. Обращался к пластическим хирургам, произвел коррекцию скул, носа, подбородка. В течение последних полутора лет принимал эстрогены без рекомендации специалиста. Состоял в гетеросексуальных связях, влечения к мужчинам не испытывал. Себя называл женщиной, представлялся женским именем, при этом отмечал, что к нему можно обращаться и как к мужчине, и как к женщине. Отличался манерностью и вычурностью движений. Охотно обсуждал проделанные пластические операции, отмечал, что “намерен быть прекрасным во всем”. Делился своими планами в отношении хирургического увеличения груди. Практически ежедневно употреблял стимуляторы, демонстративно описывал эпизоды употребления психоактивных веществ. Его навещали подруга и жена, перед их приходом наносил яркий макияж. Был склонен к резонерству, суждения легковесные, примитивные. Состояние определялось крайней инфантильностью сексуальной ориентации, социальной дезадаптацией. Был поставлен диагноз: “Шизотипическое расстройство личности, дисморфоманический синдром. Синдром зависимости от стимуляторов”.
Проведено лечение рисперидоном, вальпроатами, циклодолом. После выписки ПНД не посещал. Сразу же возобновил употребление психоактивных веществ. В сентябре 2015 г. К. был привлечен к уголовной ответственности за незаконное хранение и изготовление амфетамина. В ходе следствия К. была проведена АКНПЭ, во время которой у пего отмечались манерность, демонстративность, многоречивость: ощущал себя “женщиной”, называл себя “Алиной”. Эмоциональные реакции были парадоксальными, в мышлении выявлялась паралогичность со склонностью к резонерству. Комиссия экспертов пришла к заключению, что у К. имеется “шизотипическое расстройство личности”, которое лишало его способности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими, и что он нуждается в направлении на принудительное лечение в ПС общего типа.
Однако К. стационарное лечение не проходил. Проживал с матерью и женой, занимался прежней деятельностью (наращиванием волос). В июле 2017 г. после ссоры с девушкой К. принял 40 таблеток амитриптилина, в связи с чем находился на стационарном лечении с диагнозом “Отравление психотропным веществом (амитриптилином); кома, осложненная нарушением дыхания по смешанному типу’. В сентябре 2017 г. вновь был привлечен к уголовной ответственности за изготовление и хранение амфетамина. Свидетели показали, что К. постоянно появлялся в образе девушки, носил платья, вел асоциальный образ жизни, часто находился в неадекватном состоянии, без причины громко кричал, бегал по квартире с ведрами воды, бил кулаками по холодильнику. При настоящем обследовании в Центре выявлено следующее. Соматоневрологическое состояние — без патологии.
Психическое состояние. Выглядит младше паспортного возраста, неопрятен, волосы длинные, неухоженные. Держится претенциозно, с чувством собственного достоинства, с элементами патетической жестикуляции, угловатостью движений, манерен, эксцентричен. Многословен, стремится занять лидирующую позицию, часто игнорирует задаваемые ему вопросы. Отмечаются напыщенность, многозначительность речи при бедности, неадекватности интонаций. Утверждает, что ему не составляет труда говорить “как девушка”. Правильно называет текущую дату, свои паспортные данные, при этом отмечает, что в кругу знакомых известен как “Алина Девис”, просит называть его Аминой, о себе говорит в женском роде.
Свое привлечение к уголовной ответственности в 2009 г. оценивает как “величайшую глупость”. Утверждает, что ранее он заслуживал наказания, потому что представлял угрозу для других, совершал все из хулиганских побуждений, в том числе и взрывы. Говорит, что после экспертизы в Центре лечился принудительно в психиатрической больнице, чем не тяготился, так как вовремя “подстроился под режим”, что позволило снизить период пребывания в стационаре. После выписки наблюдался у психиатра амбулаторно, чувствовал себя хорошо, работал на дому, занимался наращиванием волос. Отмечает, что именно в тот период стал отчетливо “ощущать себя девушкой”. Объясняет, что это был длительный процесс, потому что с 13 лет “чувствовал себя нежным, мягким”, тяготился появлением у себя мужских вторичных половых признаков, пытался справиться с ними с помощью косметики, воспринимал это как “невезение”, “недостаток”, часто мучился размышлениями на тему “почему это произошло с ним’?”.
На фоне подобных мыслей, примерно в 2013 г., у него стали возникать состояния пустоты, апатии, безразличия ко всему, “мысли в голове путались, текли медленно”, не было желания вставать с постели, “ощущал себя энциклопедией, которую лень открыть и прочитать нужное”, “даже убить себя не хотелось”. Утверждает, что это проявления “негативной симптоматики в динамике его основного заболевания”, о чем его предупреждал психиатр в стационаре. Отмечает, что лечение традиционными способами (нейролептики, антидепрессанты, нормотимики, ноотропы) не приносили желаемого результата, поэтому стал употреблять амфетамин. Подробно и монотонно рассуждает о химической формуле, методах производства амфетамина, при этом его познания ограничены общеизвестными представлениями. Подробно рассказывает о своей теории “постамфетаминовой ремиссии”, когда после “марафонов” наступает состояние “продуктивной деятельности” без использования стимуляторов, так как “психика запоминает чувство удовлетворения, которое наступает без употребления стимулятора”. Описывает, что трижды – в 2013. 2015. 2017 гг. на 7-й – 9-й день постоянного приема стимуляторов и отсутствия сна возникали состояния, когда он “ощущал на себе слежку”, начинал “путать следы”, прятаться от мнимых преследователей. Отмечает, что после пережитого долго не мог понять, что было на самом деле. Говорит, что в последующем научился “делать поправку на легкие обманы восприятия”.
Указывает, что после того, как он выходил из “амфетаминового состояния”. мог продолжать успешно заниматься своей деятельностью. Постепенно стал самостоятельным, уверенным в себе, перестал обращать внимание на мнение других людей о себе, начал носить женскую одежду, активно пользоваться косметикой, назвал себя “Алиной Девис”, встречался с девушками “нетрадиционной сексуальной ориентации”. Сообщает, что с 2011 г. он встречался с девушкой. с которой в дальнейшем оформил брак. После пластических операций (изменение формы подбородка, коррекция носа, удаление “комочков Биша”) стал употреблять женские половые гормоны, почувствовал себя гармонично, “внешнее стало соответствовать внутреннему”. Убежден в отсутствии состава преступления, так как “никому не причинил вреда”, не делал бы этого, если бы имел законный способ устранения симптомов имеющегося у него заболевания. Указывает, что даже во время задержания был в наркотическом опьянения и, несмотря на осведомленность о предстоящем задержании, продолжал изготавливать амфетамин, потому что “внутренний голос” ему говорил, что “в любой непонятной ситуации нужно синтезировать”. Легковесно рассуждает о том, что в будущем “будет умнее”, и если возникнет необходимость в приеме амфетамина, будет изготавливать и принимать его в той стране, где это разрешено. Также продолжит “менять себя”, чтобы приблизиться к своему “идеальному образу”. Эмоциональные реакции невыразительные, стереотипные, не всегда адекватны теме беседы. Мышление непоследовательное, амбивалентное, аморфное, со склонностью к резонерству. Суждения облегченные, поверхностные, паралогичные. Критические и прогностические способности нарушены.
При экспериментально-психологическом исследовании на фоне многословности, тенденции к усложненным, вычурным высказываниям с проявлениями резонерства обнаруживаются его способность на хорошо структурированном стимульном материале к проведению основных мыслительных операций, сравнения, обобщения с выделением категориальных и значимых функциональных связей, а также актуализация несущественных, второстепенных оснований. При стремлении найти оригинальное решение на фоне возникающих сложностей наблюдается снижение уровня и качества ответов. Способен самостоятельно верно в обобщенной форме пояснить условный смысл сложных пословиц и метафор. При целостном осмыслении верно передает сюжетную линию, вместе с тем но всегда достаточно дифференцировано определяет эмоции и мотивы действующих лиц, отмечается также фиксация на несущественных, малозначимых деталях. Ассоциативные образы преимущественно конкретного и конкретно-ситуационного уровня, при этом формальны, эмоционально оскуднены, несколько однотипны, построены в рамках одной выбранной тематики. Продуцируемые образы семантически отдалены по содержанию предъявляемых стимулов. Рисуночная продукция невысокого качества. Вербальные ассоциации достаточного семантического уровня, наблюдаются своеобразные ответы, пояснения к которым даются в усложненной форме, характеризуются многословностью, склонностью к рассуждательству. Темп ассоциирования быстрый, признаков утомления и истощения психических процессов не отмечается. Мнестические способности без нарушений.
Его отличают неадекватно завышенная самооценка, выраженный эгоцентризм, демонстративность, желание обратить на себя внимание окружающих, стремление к доминированию и удержанию лидирующих позиций, сочетающиеся с сензитивностью в отношении своей личности, обидчивостью. При поверхностной общительности обнаруживаются недостаточное понимание эмоциональных состояний окружающих, отгороженность, черты интровертированности со своеобразием и аутичностью внутренних переживаний, ориентация на собственные субъективные внутренние критерии оценок, сочетающиеся со склонностью к фиксации на значимых переживаниях, последующей их внутренней идеаторной переработкой, сопровождающейся тревожным к ним отношением, мнительностью. При достаточной ориентации в социальных нормах и правилах подэкспертному свойственно отрицание существующих общепринятых морально-нравственных устоев, социальных стереотипов и установок, в частности, касающихся традиционных представлений о гендерных различиях и полоролевых паттернах поведения, а также крайне негативное к ним отношение.
Анализ представленного случая позволяет проследить динамику развития психических расстройств у подэкспертного. На фоне отягощенной наследственности и перинатальной патологии у пего отмечалась некоторая задержка психофизического развития, сменившаяся опережением сверстников в интеллектуальных способностях. В инициальном периоде у него формируются личностные особенности шизоидного спектра в виде замкнутости, отгороженности в сочетании с гиперактивностью, отвлекаемостью, низкой организованностью, неусидчивостью, последующим присоединением неадекватности поведения (не принимал собственное имя и возраст), в дальнейшем развивались странные увлечения, одержимость сверхценными фантазиями. В силу перечисленных особенностей процесс социализации К. проходил с искажением, что привело к выраженным сложностям в установлении межличностных контактов, нарушению адаптации в школьном коллективе. Период манифестации болезни у К. пришелся на пубертатный период, роль которого как провоцирующего фактора наиболее важна. Бурные эндокринные пертурбации в этом возрасте могут выявлять скрытые до этого наследственные задатки, включая генетически обусловливающие шизофренический процесс – происходит так называемая “фенотипическая экспрессия генетических признаков”. При этом особую роль играют не только биологические, но и социально-психологические факторы. Среда и общество в этом возрасте начинают предъявлять к подростку новые требования, меняются нормы поведения, сильнее, чем в детстве, на поведении сказываются особенности личности, которые проявляются, прежде всего, подростковыми реакциями — стремлением избавится от опеки старших, группированием со сверстниками, заполнением жизни увлечениями (хобби), пробуждающимся и еще малодифференцированным сексуальным влечением (Яичко Л.Е., 1989). В рассматриваемом нами случае ведущим в клинической картине заболевания у К. с подросткового возраста выступил синдром нарастающей шизоидизации с усугублением замкнутости, сочетающейся, с одной стороны, с заметным снижением успеваемости и неспособностью к систематическому труду, а с другой — с появлением патологических увлечений – “патологические хобби’’ (Яичко А.Е., 1989) и деперсонализации, определяющих клиническую картину и персистирующих (несмотря на смену синдромов и видоизменение специфики влечений) на всем протяжении заболевания. В позитивную фазу пубертата (с 15 лет) к имеющимся нарушениям присоединились специфические для шизофренического процесса изменения с преобладанием социальной отгороженности, сочетания демонстративности и шизоидности, неустойчивости самооценки, своеобразия мировоззрения и интересов, странностей поведения и высказываний, формированием труднокорригируемых концепций, нарушениями мышления (непоследовательность, амбивалентность, аморфность, склонность к резонерству, об- легченность и нар алогичность суждений) и критических способностей. Существенное значение для диагностики имеют нарушения экспрессии, придающие облику К. черты странности, чудаковатости, эксцентричности; пренебрежение правилами личной гигиены (“запущенность”, неряшливость в одежде); манерность, угловатость движений; напыщенность, многозначительность речи при бедности, неадекватности интонаций. В его личности сочетаются такие особенности, как неадекватно завышенная самооценка, выраженный эгоцентризм, демонстративность, желание обратить на себя внимание, стремление к доминированию и удержанию лидирующих позиций, наряду с сензитивностью в отношении своей личности, обидчивостью; недостаточное понимание эмоциональных состояний окружающих. При формировании самосознания, //-концепции и самоидентичности, а также адекватного представления о своей гендерной и психосоциальной роли важное значение имеет эмоционально значимый положительный образ отца, который в рассматриваемом нами случае отсутствовал, в связи с чем мужской образ у К. отличается недифференцированностью и отрицательной окрашенностью (Ошевский Д.С. и соавт., 2014). В результате у К. сформировалась диффузная идентичность, которая компенсировалась за счет патологических увлечений с формированием делинквентного поведения. В рамках дисгармонии самосознания у К. отмечаются нарушение представлений о гендерных различиях и полоролевых паттернах поведения, а также крайне негативное к. ним отношение. В результате К. идентифицирует себя с женским полом, активно прибегает к пластической хирургии, гормонотерапии, однако при этом в его поведении превалируют маскулинные роли, отсутствует истинное желание сменить пол.
Таким образом, в рамках эндогенного процесса наблюдается “размытость” гендерной аутоидентификации, обусловленная прогрессирующим распадом самосознания в виде деперсонализации — от первичного легкого изменения чувства собственной идентичности с последующим нарушением остальных трех признаков самосознания по К. Ясперсу: снижение чувства собственной активности, изменение ощущения единства и простоты// и, наконец, притупление отчетливости противопоставления себя другим и всему окружающему. Деперсонализация с нарушением половой идентификации у К. представляет процессуально-негативную основу, на которой раскрывается остальная симптоматика шизофрении, прослеживающаяся при анализе дальнейшей динамики психического расстройства.
А именно, присоединением аутохтонных аффективных колебаний с преобладанием апатии, снижением энергетического потенциала, нарушением продуктивности, приведших к кардинальной смене рода занятий, а также усиление аддиктив- иого поведения для облегчения состояния без формирования синдрома зависимости, что определяло стереотипные по типу “клише” психопатоподобные проявления на фоне снижения критических способностей и приводило к повторным ООД. Клинико-катамиестический анализ позволил экспертной комиссии сделать вывод, что К. страдает шизотипическим расстройством (психопатоподобная шизофрения), и рекомендовать направление его на принудительное лечение в медицинскую организацию, оказывающую психиатрическую помощь в стационарных условиях общего типа.
Читайте далее:
