В последнее время отмечается повышение интереса к роли потерпевшего в ситуации преступления, в том числе его способности по своему психическому состоянию действовать адекватно ситуации и противостоять преступнику в момент совершения в отношении него противоправного деяния. Однако подавляющее число работ, обсуждающих вопросы судебно-психиатрической (СПЭ) и комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы (КСППЭ) потерпевших, посвящено исследованию их беспомощного состояния при сексуальных правонарушениях. В уголовном праве понятие беспомощного состояния потерпевшего при изнасиловании или насильственных действиях сексуального характера раскрывается через формулировку «неспособность понимать характер и значение совершаемых с ним действий либо оказывать сопротивление виновному лицу вследствие своего физического или психического состояния». Судебно-экспертная оценка данной юридически значимой неспособности может использоваться судом для квалификации ст.
131 или 132 УК РФ.
В то же время гораздо меньше внимания уделяется судебно-экспертной оценке потерпевших по иным категориям общественно опасных деяний. В этих случаях беспомощное состояние уже не является квалифицирующим признаком состава преступления, но может выступать в качестве обстоятельства, отягчающего наказание. Согласно п. «з» ст.
63 УК РФ, таким обстоятельством является «совершение преступления в отношении . . . беззащитного или беспомощного лица».
Беспомощность (или беззащитность) может быть связана с физическим или психическим состоянием жертвы (малолетний или престарелый возраст, физические недостатки, психическое расстройство, сильная степень наркотического или алкогольного опьянения и др.). В контексте СПЭ и КСППЭ понятия беспомощности и беззащитности выступают как своеобразные юридические критерии и могут быть раскрыты через психологическое понятие неспособности к эффективной защите от посягательства путем целенаправленного осознанно-волевого поведения в конкретной ситуации. Данные юридические критерии могут быть связаны с медицинским критерием – наличием какого-либо психического расстройства (хронического, временного, слабоумия или иного болезненного состояния).
Неспособность же оказывать осознанное сопротивление виновному лицу у психически здоровых лиц обусловлена, как правило, уровнем психического развития (у малолетних потерпевших), индивидуально-психологическими особенностями либо эмоциональным состоянием потерпевшего, возникновение и развитие которого обусловлено психотравмирующим характером самой криминальной ситуации. Как видно, клиникопсихологические механизмы возникновения беспомощности и беззащитности достаточно разнообразны. Обсуждению некоторых их вариантов, встречающихся в экспертной практике, и посвящена данная работа.
Основанием для назначения обсуждаемой в нашей статье экспертизы послужило то обстоятельство, что большинство потерпевших, проходящих по одному и тому же уголовному делу, связанному с совершением в отношении их мошеннических действий, в ходе следствия заявляло, что в юридически значимый период они находились в «необычном» состоянии, действовали не характерным для себя образом и не могли объяснить свое поведение. При этом они высказывали предположения, что в тот период подвергались гипнотическому воздействию, «одурманиванию» либо на них было оказано «психологическое воздействие», «какое-то влияние». Одна из потерпевших считала, что в отношении нее были применены психоактивные вещества.
Таким образом, из двенадцати потерпевших по данному уголовному делу, на амбулаторную судебную комплексную психолого-психиатрическую экспертизу в ГНЦ им. В. П. Сербского были направлены семь – те, кто отмечал у себя в юридически значимый период «особое» состояние и при проведении следственных действий опознал хотя бы одну из двух женщин, привлеченных по уголовному делу в качестве обвиняемых.
На разрешение экспертов были поставлены следующие вопросы: 1. Может ли потерпевшая быть подвержена воздействию гипноза, если да, то применялось ли к потерпевшей гипнотическое воздействие, и если да, то оказало ли это, или может вызвать в будущем, какое-либо вредное последствие для здоровья потерпевшей? 2. Страдала ли потерпевшая каким-либо психическим расстройством в период совершения в отношении нее преступления, если да, то каким именно? 3. Страдает ли потерпевшая каким- либо психическим расстройством в настоящее время, и если да, то каким именно? 4. Способна ли потерпевшая правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела, и давать о них показания?
5. Может ли потерпевшая по своему психическому состоянию участвовать в судебно-следственных действиях? 6. Имеется ли у потерпевшей такие индивидуальные особенности, которые могли повлиять на ее поведение в исследуемой ситуации, в момент совершения в отношении нее преступления? 7. Не имеет ли потерпевшая повышенной склонности к фантазированию? 8. Страдает ли потерпевшая алкоголизмом, наркоманией?
9. Причинен ли вред здоровью потерпевшей от действий обвиняемых, если да, то какой степени?
Все подэкспертные являются потерпевшими в уголовном деле по обвинению Л. и П., которые в различных районах г. Москва, путем обмана и злоупотребления доверием подэкспертных, завладев их денежными средствами и личными вещами (драгоценности, мобильные телефоны и пр.), причинили им значительный материальный ущерб. Действия Л. и П. квалифицировались следственными органами как мошенничество с причинением ущерба в особо крупном размере, им инкриминировался п.4 ст.
159 УК РФ.
Из представленных материалов уголовного дела следует, что к подэкспертным на улице подходила ранее незнакомая им женщина и, задав один или несколько нейтральных вопросов о том, как пройти к определенной улице или где находится названное ей учреждение, представлялась «целительницей», «ясновидящей» (называя себя различными именами, в том числе и «Лилианой»). После этого она говорила, что на семье подэкспертной «лежит порча». Называя конкретного члена семьи (как правило, одного из родителей), она заявляла, что его в скором времени ждет смерть, активно предлагала свою помощь в «снятии порчи».
Через некоторое время к ним подходила другая женщина, которая просила о помощи «ясновидящую», со слезами на глазах рассказывая историю «своего несчастья» (чаще всего – «неизлечимой болезни дочери»). В последующем «ясновидящая» объясняла, что порча лежит на деньгах и драгоценностях, в результате чего все потерпевшие выносили из дома деньги, украшения и собственноручно, без применения в отношении них какого-либо физического насилия (кроме одной из потерпевших), отдавали их мошенницам для совершения ритуала «снятия порчи». Это происходило следующим образом. Соучастница, передав «ясновидящей» свои деньги и украшения, уходила достаточно далеко в указанное ей место для выполнения какой-либо процедуры, якобы необходимой для снятия порчи (произнести заклинание, дважды набрать в рот «святой воды» и выплюнуть и т.п.), потом возвращалась.
После этого тот же ритуал предлагали выполнить потерпевшей. Подэкспертные, передав «ясновидящей» свои деньги и драгоценности, выполняли задание, но, возвратившись на место, ни Л., ни П. там уже не обнаруживали.
В целом, мошенницы действовали со всеми потерпевшими достаточно однотипно, по хорошо отработанному алгоритму и сценарию. Вместе с тем следует подчеркнуть, что потерпевшие в своих показаниях и при настоящем клинико-психологическом обследовании отмечали, что в ходе разговора обвиняемая, занимавшая роль «ясновидящей», задавала ряд простых вопросов, на которые потерпевшие могли ответить только утвердительно, смотрела им в глаза и требовала, чтобы потерпевшие также смотрели ей в глаза, брала их за руку, вела под руку, гладила по голове, обнимала, успокаивала, иногда даже целовала, водила «кругами», читала «молитвы», давала выпить «святой воды». Во время ходьбы Л. и П. ставили потерпевшую между собой, просили идти с ними в ногу, предлагали подышать на сверток с деньгами и т.д.
Психологический анализ действий, описанных выше, позволил нам придти к выводу, что в юридически значимый период мошенницами были использованы различные манипулятивные психологические техники (в основном заимствованные из нейролингвистического программирования: раппорт с «присоединением», «подстройкой» и «закреплением» подсознательного доверия между инициатором и адресатом, использование трюизмов и вопросов-команд и т.п.), что облегчило включение девушек в процесс коммуникации с преступницами и привело к развитию криминальной ситуации.
По всем семи случаям экспертная комиссия пришла к заключению, что до юридически значимых событий никто из потерпевших каким-либо психическим расстройством не страдал. Признаков гипноза – видоизменения обычного сна, искусственно вызванного с помощью специальных приемов, у подэкспертных в период совершения в отношении них противоправных деяний не отмечалось. Также были даны заключения, что по своему психическому состоянию в настоящее время все потерпевшие могут правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для уголовного дела, и давать показания, могут участвовать в судебно-следственных действиях.
Клинических признаков алкоголизма, наркомании, а также признаков повышенной (патологической) склонности к фантазированию они не обнаруживали.
В шести случаях эксперты пришли к выводу, что потерпевшая не могла понимать характер и значение действий обвиняемых и оказывать сопротивление, при этом в одном случае – вследствие временного психического расстройства, в остальных пяти – вследствие выраженного эмоционального напряжения. Однако влияние выраженного эмоционального стресса на формирование беспомощного состояния оказалось неоднородным и протекало по трем близким друг к другу, но различным механизмам. В отношении одной из потерпевших был сделан вывод о том, что она могла понимать характер и значение совершаемых с нею действий и оказывать сопротивление.
Рассмотрим клинико-психологические механизмы беспомощного (беззащитного) состояния потерпевших подробнее.
1. Беспомощность вследствие временного психического расстройства
Наблюдение 1. У Ч., 1984 г.р., передавшей мошенницами деньги на сумму 150 тыс. долларов, ювелирные украшения, документы, в криминальной ситуации отмечалось выраженное сужение сознания с доминированием и фиксацией на внушенных ей субъективно значимых для нее негативных переживаний, сопровождавшихся эмоциональным напряжением, страхом, нарушением полного осознавания окружающего, ориентировки во времени, нетипичным, противоречащим ее личности поведением, снижением произвольного контроля своего поведения с расстройством критической оценки происходящего, выраженными соматическими и нейровегетативными проявлениями. Указанные нарушения дали основание комиссии эк- спертов[LXVI] придти к заключению, что в период совершения в отношении Ч. противоправных действий у нее отмечалось временное психическое расстройство в форме диссоциативного (конверсионного) расстройства – психогенной спутанности (по МКБ-10: F44.8) и что вследствие этого она не могла понимать характер и значение совершаемых с нею действий, а также оказывать сопротивление. После происшедшего Ч. перенесла пролонгированную депрессивную реакцию, обусловленную расстройством адаптации (по МКБ-10: F43.21), что было расценено как легкий вред здоровью.
2. Беспомощность вследствие выраженного эмоционального напряжения
Анализ индивидуально-психологических особенностей личности подэкспертных и особенностей их ценностно-смысловой сферы позволил выделить ряд значимых черт, характерных для всех испытуемых, которые нашли отражение в их поведении в криминальной ситуации.
Так, четверым подэкспертным на момент совершения в отношении них правонарушения было от 17 до 22 лет. Все они были не замужем, проживали в родительских семьях, которые можно охарактеризовать как «благополучные». Внутрисемейные отношения характеризовались взаимопониманием, уважением, повышенным почитанием своих родителей, выраженной эмоциональной привязанностью к матерям и отцам вплоть до симбиотической связи с ними.
При имеющихся чертах личностной незрелости, обусловленной, с одной стороны, возрастом, а с другой – выраженной родительской опекой, жизненный опыт подэкспертных, их ориентированность в различных жизненных ситуациях (тем более сложных и субъективно неожиданных) были в целом ограничены. Лишь одна подэкспертная в юридически значимый период находилась в «зрелом» возрасте, к тому моменту она уже 14 лет состояла в браке и была матерью двух детей. Однако, несмотря на это, она также обнаруживала черты незрелости, которые были обусловлены структурой ее личности (тревожностью, мнительностью, нерешительностью, ранимостью и впечатлительностью, конформностью, неуверенностью и зависимостью от авторитетных лиц). Обладая такими индивидуальнопсихологическими особенностями, она заняла свою «нишу» в семье в качестве верной и любящей жены, где главой семьи был лидирующий муж, который опекал ее, заботился о ней и детях, ограждал ее от всех жизненных перипетий и неприятностей, зарабатывал на жизнь, всегда сам принимал важные решения, а она вела домашнее хозяйство, создавая уют в доме и выполняя все общепринятые «женские» обязанности. Таким образом, несмотря на свой возраст, эта подэкспертная также обнаруживала признаки незрелости с ограниченностью жизненного опыта, неумением конструктивно разрешать сложные жизненные ситуации.
Для данной подэкспертной также была характерна повышенная субъективная значимость внутрисемейных отношений, повышенная привязанность к членам своей семьи, однако объектом этой привязанности были уже не родители, а в, первую очередь, муж и дети. Личностная незрелость практически у всех потерпевших сочеталась с чертами аффективной ригидности (со склонностью к застреванию на негативных переживаниях, трудностями переключения внимания с субъективно значимых для них моментов).
У всех подэкспертных психологами была выявлена просоциальность установок с повышенной значимостью для них таких качеств как честность, добропорядочность, правдивость, нетерпимость к лицемерию, лжи в межличностном взаимодействии. Для них было характерно стремление строить свои отношения с окружающими с учетом перечисленных выше ценностных ориентаций и, соответственно, на фоне имеющихся у них черт личностной незрелости с отсутствием жизненного опыта (о чем было сказано выше), ожидать со стороны других людей такого же отношения и к себе.
Следует особо подчеркнуть, что все подэкспертные этой группы обнаруживали повышенную внутреннюю готовность к восприятию информации, носящей мистический, оккультный характер, при этом для них была свойственна ориентированность на различные суеверия, приметы, гадания и т. п.
Все подэкспертные были разделены нами на 3 типологические группы на основании выделения различных психологических механизмов развития у них состояния эмоционального напряжения.
Первую группу составили 2 экспертных случая, где основным фактором включения в ситуацию взаимодействия с преступниками и развития повышенной эмоциональной напряженности явились описанные выше индивидуально-психологические особенности личности и ценностно-смысловой сферы потерпевших.
Наблюдение 2. Подэкспертная С., 1984 г.р., передала обвиняемым денежные средства и личные вещи на общую сумму 80 тыс. рублей. В начале беседы П. сказала потерпевшей, что «порча» лежит на матери, и она может умереть. После этих слов она испугалась, обеспокоилась и удивилась, так как мать действительно периодически жаловалась на слабость и головные боли. Вместе с тем, вначале у нее были сомнения, которые исчезли после того, как в беседу подключилась еще одна женщина, которой П. сказала: «Не беспокойся, у твоей сестры рака нет», а также после того, как П. на глазах у подэкспертной показала, что иголка, которую на время дали потерпевшей подержать в руках, изменила свой цвет, что доказывает наличие «порчи». У подэкспертной стало усиливаться беспокойство за мать, возникло сильное волнение, желание «поскорее все завершить».
Вынесла из дома сумку с деньгами и драгоценностями, отдала ее «ясновидящей» и по указанию П., дойдя до соседнего подъезда, выполнила все манипуляции. Когда, придя обратно, увидела, что женщин нет, сначала подумала, что они зашли за угол, но когда их там не обнаружила – сразу поняла, что ее обманули.
Как показал психологический анализ, такие индивидуально-психологические особенности подэкспертной, ее ценностносмысловой сферы как особая субъективная значимость внутрисемейных отношений при повышенной эмоциональной привязанности к матери, чувствительность, ранимость, про- социальная направленность личности с повышенной значимостью таких качеств как честность, правдивость, нетерпимость к лицемерию, лжи в межличностном взаимодействии, стремление строить отношения с окружающими с учетом перечисленных выше ценностных ориентаций при ожидании со стороны других такого же отношения и к себе, признаки некоторой личностной незрелости с ограниченностью жизненного опыта, а также повышенная готовность к восприятию информации, носящей мистический, оккультный характер привели в условиях межличностного взаимодействия со встретившейся, незнакомой ей ранее, женщиной к развитию состояния эмоционального напряжения, обусловленного, в первую очередь, страхом, беспокойством за жизнь и здоровье матери. На фоне появившихся переживаний предъявляемая обвиняемой информация о «скорой смерти» матери воспринималась подэкспертной в тот период без должной критической оценки; последующие манипуляции с иголкой со стороны обвиняемой (с изменением ее цвета) при внутренней готовности подэкспертной к принятию информации мистического характера привели к резкому подъему уровня ситуативной тревоги, в результате чего подэкспертная стала легко внушаемой, ведомой, подчиняемой своим собеседницам. В тот период ее состояние характеризовалось выраженным эмоциональным напряжением, сопровождавшимся частичным сужением сознания с доминированием и фиксацией на значимых переживаниях («скорая смерть матери»), стремлением как можно скорее разрешить эту ситуацию при охваченности идеей «снятия порчи», фрагментарным восприятием окружающей действительности (полная концентрация внимания на обвиняемой без учета происходящего вовне), полной подчиняе- мостью указаниям обвиняемой.
О частичном сужении сознания в юридически значимый период свидетельствует и отсроченное по времени осмысление произошедшего. Таким образом, в юридически значимый период С. находилась в состоянии выраженного эмоционального напряжения, которое не носило болезненного характера (его развитие было обусловлено психологическими механизмами), но лишало ее способности в тот период критически оценивать происходящее, понимать характер и значение совершаемых в отношении нее противоправных действий, т.е. понимать направленность и смысловое содержание действий обвиняемой и других соучастниц юридически значимой ситуации, прогнозировать последствия собственных поступков, в связи с чем она не могла и оказывать сопротивление.
Вторая группа (2 экспертных случая) характеризовалась присоединением к описанному выше механизму развития состояния выраженного эмоционального напряжения элементов эмпатии, сочувствия и сопереживания потерпевшей одной из участниц криминальной ситуации, а также влиянием на развитие криминальной ситуации таких качеств личности как повышенная ответственность за собственные поступки, предъявление к себе высоких требований, что также нашло свое отражение в поведении потерпевших в период, интересующий следствие, и оказало немаловажную роль в их включение в криминальную ситуацию.
Наблюдение 3. Подэкспертная Х., 1986 г. р., передала обвиняемым денежные средства и личные вещи на общую сумму 8 млн. 650 тыс. 400 рублей. Обвиняемая П. представилась ясновидящей Лилианой и сказала, что семье Х. «грозит опасность», над отцом «плохая аура», «висит гроб», что «отец в этот же день попадет в автомобильную аварию и погибнет».
В этот момент она вспомнила, что где-то слышала имя «Лилиана», у нее появилось волнение, страх за свою семью. После таких слов у нее «перед глазами» возникла неприятная картина, как «все происходит», при этом у нее усиливался страх, испуг, снизилось настроение. Первоначально у нее были какие-то сомнения, недоверие, которые исчезли после того, как к ним подошла женщина, которая, представившись Наташей, обратилась к «Лилиане», просила помочь «спасти» ее больную, прикованную к кровати, дочь.
После этого стала переживать также и за дочь Наташи, в то же время появилась уверенность в том, что «Лилиана» может помочь снять «порчу» и спасти ее отца. Для «подтверждения наличия порчи» «Лилиана» им обеим давала нитку «из церкви» и просила завязать узлы. Исчезновение узлов на нитке после манипуляций П. ее сильно удивило и убедило в правдивости слов «Лилианы». Вместе с тем, постоянно были мысли о родителях, особенно об отце, она волновалась, «хотела, чтобы он был спасен». При общении с «Лилианой» ей становилась как-то легче, появлялась уверенность.
По настоятельному указанию мошенницы сказала по телефону матери, что «сломала ногу», чтобы, воспользовавшись отсутствием матери, поехавшей к ней на указанное ею место, взять дома деньги, драгоценности. При этом была возбужденной, испытывала одновременно и тревогу, и радость. После вручения денег П. и выполнения необходимого «ритуала», не обнаружила женщин на месте.
Только через некоторое время поняла, что ее обманули. Пыталась искать их, но безуспешно.
Как показывал психологический анализ, свойственные Х. индивидуально-психологические особенности, ее ценностно-смысловой сферы (особая субъективная значимость внутрисемейных отношений при повышенной эмоциональной привязанности к родителям, повышенная чувствительность, ранимость, мнительность, признаки личностной незрелости с отсутствием жизненного опыта при просоциальной направленности личности с повышенной значимостью таких качеств как честность, правдивость людей, нетерпимость к лицемерию, лжи в межличностном взаимодействии, стремление строить отношения с окружающими с учетом перечисленных выше ценностных ориентаций при ожидании со стороны других такого же отношения и к себе, склонность к реакциям растерянности с тенденцией ориентироваться на мнение более авторитетного человека при возникновении сложных, субъективно неожиданных для нее ситуаций, а также повышенная готовность к восприятию информации, носящей мистический, оккультный характер) в криминальной ситуации оказали влияние на ее поведение и привели в условиях межличностного взаимодействия со встретившейся ей мошенницей к развитию состояния эмоционального напряжения, обусловленного страхом, беспокойством за жизнь отца. Такие индивидуально-психологические особенности личности подэкспертной как эмпатия, высокая способность к сочувствию, пониманию и сопереживанию другим людям и повышенная ответственность за собственные поступки и действия также нашли отражение в исследуемой ситуации и обусловили, в свою очередь, на фоне имевшихся сомнений, включение подэкспертной в ситуацию взаимодействия со встретившимися ей женщинами. В результате развившегося высокого уровня тревоги, сопровождавшегося и чувством собственной ответственности за жизнь и здоровье отца, предъявляемая информация женщиной, позиционирующей себя как «ясновидящая Лилиана», воспринималась подэкспертной без должной критической оценки, подэкспертная стала легко внушаемой, ведомой, подчиняемой своим собеседницам.
В тот период ее состояние характеризовалось выраженным эмоциональным напряжением, сопровождавшимся частичным сужением сознания с доминированием и фиксацией на значимых переживаниях («скорая смерть отца»), стремлением как можно скорее разрешить эту ситуацию, охваченностью идеей «снятия порчи» при полной ведомости, подчиняемости указаниям преступницы. О частичном сужении сознания в юридически значимый период свидетельствуют также и измененное (ускоренное) восприятие времени, совершение поступков, не характерных для подэкспертной и противоречащих ее ценностным ориентациям (обман матери для свободного выноса денег и драгоценностей), а также отсроченное по времени осмысление произошедшего. Таким образом, в юридически значимый период Х. находилась в состоянии выраженного эмоционального напряжения, которое не носило болезненного характера (его развитие было обусловлено психологическими механизмами), но лишало ее способности в тот период критически оценивать происходящее, понимать характер и значение совершаемых в отношении нее противоправных действий, т.е. понимать направленность и смысловое содержание действий обвиняемой и ее соучастницы, прогнозировать последствия собственных поступков, в связи с чем она не могла и оказывать сопротивление.
Третью группу представляет одна из потерпевших, которая обнаруживала признаки частичной идентификации с одной из участниц криминальной ситуации. Исследование, проведенное Ф.С. Сафуановым и Е.В.
Ма- кушкиным (1995) на основе анализа модели индуцированных психических расстройств, позволило выделить 3 стадии идентификации. На первой стадии еще не наблюдается конкретного отождествления реципиента с индуктором, однако четко выделяется предиспозиция к идентификации в виде эмпатии, сочувствия, стремления понять и разделить его проблемы. Вторая стадия характеризуется выраженной перестройкой практически всех сфер психики.
В первую очередь, это относится к аффективным процессам: эмпатия сменяется сопереживанием (т.е. уже переживанием тех же чувств, которые испытывает другой). Таким образом, «реципиент, не осознавая того, погружается в эмоциональные переживания индуктора», при этом «регуляция поведения на данном уровне идентификации включает элементы мотивации доминантного лица». Третья фаза включает в себя тотальное бессознательное отождествление с индуктором во всех сферах психической деятельности: аффективной, когнитивной и поведенческой.
В основе идентификации потерпевших с лицами, которые ситуативно становятся субъективно значимыми, лежит, на наш взгляд, аналогичный механизм. Отличия касаются, в первую очередь, роли психических расстройств. Субъективно значимое лицо, в отличие от душевнобольного индуктора, осуществляет не бессознательное воздействие, а осознанное. Идентификация с ним также происходит с большей степенью осознания, и включает не только эмпатию, но и осознанный интерес к его системе взглядов и переживаний. Самое важное отличие касается глубины идентификации – у психически здоровых лиц и лиц с пограничными психическими расстройствами идентификация не доходит до третьей стадии – полного отождествления с субъективно значимым лицом.
Но при диагностике второй стадии – частичной идентификации, мы можем говорить о наличии механизма воздействия на формирование виктимности и беспомощности.
Наблюдение 4. В данном экспертном случае (А., 1972 г.р., передала обвиняемым денежные средства на сумму 140 тыс. рублей, 3 тыс. евро и 3 тыс. долларов) было дано заключение, что подэкспертная в юридически значимый период находилась в состоянии выраженного эмоционального напряжения. Вместе с тем механизм развития эмоционального состояния этой потерпевшей был более сложным, чем описанные выше. Обращение мошенницы к А. С указанием на тяжелую болезнь ее матери явилось пусковым моментом криминальной ситуации – мать А. в это время находилась в больнице в связи с актуальной необходимостью оперативного вмешательства по поводу онкологического заболевания.
В то же время, при развитии криминальной ситуации на фоне сомнений в честности и откровенности мошенниц, внутренней готовности в любой момент прекратить общение, у подэкспертной в ситуации межличностного взаимодействия стремительно развилось чувство эмпатии, сочувствия и сопереживания одной из участниц криминальной ситуации – соучастнице «ясновидящей», которая назвалась Наташей и, со слезами на глазах обратившись к П., стала рассказывать, что никак не может родить ребенка, так как все время случается выкидыш. Данная проблема была знакома А., так как у нее были трудности при планировании рождения второго ребенка. Наташа говорила, что давно хотела с П. встретиться, поскольку от своей подруги знала, что только она может снять с нее «порчу». П. сказала, что сможет помочь снять «порчу» с ее семьи и с Наташи, но для этого они должны быть вместе, иначе ничего не получится. В результате схожести предъявляемых последней «проблем» с ее собственными, А. (которая, кстати, в это время гуляла со своим младенцем) начала идентифицировать себя с женщиной, назвавшейся Наташей.
Вследствие этого ее способность критически оценивать происходящие события резко снизилась, она, вспоминая свои прежние переживания, стала испытывать те же чувства, эмоции, которые искусно изображала обвиняемая. В результате чего возникла полная ведомость в ситуации правонарушения, ее поведение и действия явились повторением манипуляций, проделываемых «Наташей», которая явилась для нее в тот период объектом идентификации. При этом состояние А. характеризовалось выраженным эмоциональным возбуждением, проявлявшимся в эмоциональном подъеме, воодушевлении, радости за «возможное исцеление» «Наташи». Вместе с тем, на фоне уже имеющегося у нее состояния эмоционального возбуждения в тот период у нее отмечалось расширение диапазона страхов (появился страх «наведения порчи» на ребенка), что, в свою очередь, обусловило развитие состояния выраженного эмоционального напряжения.
Анализ динамики аффективного фона А. показывает, что в криминальной ситуации ее эмоциональное состояние характеризовалось попеременной сменой возбуждения и напряжения с преобладанием выраженного эмоционального напряжения.
В отношении А. комиссией экспертов был также сделан вывод, что она находилась в состоянии выраженного эмоционального напряжения, которое не носило болезненного характера (его развитие было обусловлено психологическими механизмами), но лишало ее способности в тот период критически оценивать происходящее, понимать характер и значение совершаемых в отношении нее противоправных действий, т.е. понимать направленность и смысловое содержание действий мошенниц в юридически значимой ситуации, прогнозировать последствия собственных поступков, в связи с чем она не могла и оказывать сопротивление.
3. Отсутствие беспомощности на фоне эмоционального напряжения
Наблюдение 5. Последний экспертный случай, где по итогам КСППЭ был сделан вывод о способности подэкспертной О., 1984 г. р., осознавать действия обвиняемых и оказывать сопротивление, качественно отличается от всех, описанных выше. Отличие заключается как в механизме развития эмоционального состояния, наблюдавшегося у подэкспертной в юридически значимый период, так и в глубине его выраженности и, соответственно, в степени влияния эмоциональной напряженности на способность потерпевшей правильно понимать характер и значение совершаемых в отношении нее действий и оказывать им сопротивление.
Так, при психологическом исследовании О. выявлено, что в отличии от прочих подэкспертных у нее не было исходной готовности к восприятию информации, носящей мистический характер. На фоне имеющихся признаков личностной незрелости, повышенной чувствительности и тревожности, эмоциональной ригидности, с одной стороны, и повышенной эмоциональной привязанности к матери, просоциальности установок, с другой, у подэкспертной в результате межличностного взаимодействия с обвиняемыми развилось состояние эмоционального напряжения, которое, однако, по своей глубине и выраженности не оказывает существенного влияния на ее способность критически оценивать происходящие события. Пусковым механизмом ее включения в криминальную ситуации послужило развитие внутриличностного конфликта и борьбы мотивов между нежеланием подчиняться требованиям обвиняемых и повышенной значимостью благополучия членов ее семьи при повышенной ответственности за собственные поступки.
При том, что она вынесла из дома денежные средства в сумме 1 млн. 800 тыс. рублей, ювелирные украшения и личные вещи (всего на сумму 2 млн. рублей), О. в кульминационный момент криминальной ситуации отказалась передать обвиняемым сверток с деньгами и драгоценностями. После этого мошенницы, сорвав с нее шубу и выхватив из рук сверток с деньгами и украшениями, запрыгнули в припаркованную рядом автомашину и уехали.
При обсуждении проведенных КСППЭ по одному и тому же делу следует отметить два обстоятельства. Во-первых, все же, по- видимому, самую многочисленную группу среди тех, кого хотели обмануть П. и Л., составляют лица, которые не стали вступать с ними в контакт и тем самым избежали участи пострадавших. Во-вторых, безусловно, что приведенная в статье типология потерпевших по делам о мошенничестве не претендует на завершенность. Не исключено, что при более масштабном изучении аналогичных случаев мы увидим, что механизмы виктимного поведения и возникновения так называемых беспомощных состояний более вариативны.
Последнее обстоятельство четко высвечивает проблему исследования психологических факторов, определяющих виктимность и риск оказаться жертвой подобных преступлений.
Анализ проведенных экспертиз показывает, что в группе потерпевших, не обнаруживающих психических расстройств в предкриминальной ситуации, явно выделяются индивидуально-психологические особенности, играющие непосредственную роль в механизме виктимного поведения. Прежде всего – это повышенная готовность к восприятию мистической информации и осознанию ее как реальной. Познавательная деятельность подэкспертных в ситуации взаимодействия с мошенницами напоминает описанное еще Л. Леви-Брюлем (1930) «пралогическое (первобытное, мифологическое) мышление», подчиняющееся закону «партиципации», т.е. допускающее анимизм, субъективную активность неодушевленных вещей, передачу магических свойств на расстоянии, через прикосновение, через фетишизируемые предметы и т.д.
Исследования в области возрастной психологии (Piaget J., 1983; Субботский Е.В., 1989) показывают, что в процессе онтогенеза представления о феноменально-магической причинности не сменяются полностью представлениями о «естественнонаучной» причинности. Они у современного человека сосуществуют одновременно при значительном преобладании рационального восприятия предметных отношений.
Архаичные формы мышления в обычных условиях «прорываются» лишь в фантазиях, воображении, играх и т.п. Однако можно выделить как внешние условия, так и личностные факторы, повышающие вероятность актуализации магических представлений.
Среди внешних условий сами подэкспертные отмечали решающую роль ближайшего семейного окружения, в котором допускалось восприятие мистических представлений и суеверий как реальных, а также широкое обсуждение подобных идей в средствах массовой информации.
Личностные особенности, способствующие проявлению дологического мышления в поведении, на уровне практических действий, заключаются в основном в сочетании личностной незрелости с аффективной ригидностью. Проявления инфантильности мы можем наблюдать в широком диапазоне: это и «детская» позиция в социально-психологических взаимоотношениях, и недостаточная сформированность жизненного опыта, и повышенная впечатлительность и ранимость, и неумение находить конструктивные выходы в стрессовых ситуациях. Следует отметить, что личностная незрелость практически не коррелирует с уровнем интеллекта и характером профессиональной деятельности. Так, все потерпевшие либо имели высшее образование, либо учились на старших курсах высших учебных заведений.
Обращает на себя внимание и избранные ими специальности: среди подэкспертных было трое девушек с юридическим образованием, одна работала (в то время, когда она стала жертвой преступления) судебным экспертом-криминалистом, и еще одна училась на дипломата-международника. Личностная незрелость в определенных ситуациях определяет «прорыв» инфантильных форм мышления, которые занимают ведущее, доминирующее место в сознании, вытесняя рациональные представления о причинности, уже вследствие высокого уровня аффективной ригидности, склонности к застреванию на личностно значимых переживаниях.
Повышенная виктимность человека определяет, в свою очередь, высокую вероятность формирования у него состояния беспомощности (беззащитности) в условиях оказываемого на него психического манипулятивного воздействия. Описанный выше личностный симптомокомплекс виктимности в подавляющем числе случаев определяет у потерпевших возникновение повышенной эмоциональной напряженности, которая может достигать уровня, лишающего жертву преступления способности оказывать осознанно-волевое сопротивление.
Анализ проведенных КСППЭ позволяет очертить направления дальнейших исследований виктимности и беспомощности потерпевших от мошеннических действий – в частности, в ходе психодиагностического обследования становится возможным выделять «группы риска» и осуществлять своевременную профилактическую работу с ними, преимущественно с использованием когнитивно-бихевиоральной психотерапии.
Сафуанов Фарит Суфиянович, руководитель лаборатории судебной психологии ГНЦ ССП им. В.П. Сербского, профессор, доктор психологических наук
Ткаченко Андрей Анатольевич, руководитель Отдела судебно-психиатрической экспертизы в уголовном процессе ГНЦ ССП им. В.П. Сербского, профессор, доктор медицинских наук
Смирнова Татьяна Алексеевна, ст.н.сотр. Группы по разработке основ судебно-психиатрической экспертизы свидетелей и потерпевших в уголовном процессе ГНЦ ССП им. В.П. Сербского, кандидат медицинских наук
Филатов Тарас Юрьевич, аспирант Отдела судебно-психиатрической экспертизы в уголовном процессе ГНЦ ССП им. В.П. Сербского
Литература:
1. Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. – М., 1930.
2. Сафуанов Ф.С., Макушкин Е.В. Социально-психологический анализ индуцированных психических расстройств в судебно-психиатрической практике // Обозрение психиатрии и медицинской психологии им. В.М.Бехтерева.
1995. № 4. С.192-202.
3. Субботский Е.В. Развитие у ребенка представлений о причинности // Вопросы психологии. – 1989. – № 3. С.158-166.
4. Piaget J. The child’s conception of the world. Totowa, New Jersey. – 1983.
Читайте далее:
