АЛГОРИТМ ОЧНОЙ СУПЕРВИЗИИ. ОПОРНЫЕ ТОЧКИ СУПЕРВИЗОРСКОГО ПРОЦЕССА
Каковы цели супервизии?
Во-первых, как уже было сказано, супервизия нужна для того, чтобы терапевт «стал еще более опытным терапевтом». Кроме того, «она предназначена для того, чтобы обращаться к потребностям клиента и отслеживать эффективность терапевтических вмешательств»(Кодекс этики и практики супервизоров Британской ассоциации консультирования, 2000).
Целью супервизии может стать повышение профессионального мастерства через углубление осознавания себя, формирование профессиональной индивидуальности, профессионального стиля и устойчивой позитивной профессиональной самооценки. Для начинающего терапевта супервизия — это еще и ценная возможность получить профессиональную (да и личностную) поддержку от более опытного коллеги.
Супервизия может быть направлена и на развитие терапевтом способности к эмпатическому переживанию в терапевтической ситуации, умения обходиться со своими уникальными аффективными переживаниями, используя их для целей терапии. Кроме того, она позволяет понять, что же происходит в самом взаимодействии терапевта с клиентом, и это требует от терапевта честности и любопытства к своему внутреннему устройству. Немаловажно также осознавание те-рапевтом и своих ограничений, и своих ресурсных и творческих возможностей.
С нашей точки зрения, ключевым словом, определяющим отношение к цели супервизии в рамках гештальт-терапии, является слово поиск. «Одним из непременных условий творческого процесса является принятие напряжения между знанием и незнанием, образующее заряженное пространство, напряжение, переживаемое как чувство предвосхищения открытия, как волнения и удовольствие» (Калитиевская, 1997).
Действительно, в супервизорском процессе имеется значительное количество переменных, а творческий подход собственно, и состоит в том, как и для чего их использовать.
Эта статья посвящена очной (или живой) супервизии, где супервизор — свидетель терапии: наблюдающий, слушающий, чувствующий. При этом существует несколько вариантов развития событий:
- Фокус супервизии заранее выбирает терапевт, он знает, чего хочет, и сообщает об этом супервизору до сессии. Супервизор проясняет запрос до тех пор, пока окончательно не прояснит его, а затем соглашается или не соглашается с ним. Здесь очень важным является момент ответственности терапевта за формулирование запроса на супервизию. С вариантами «скажи мне что-нибудь по поводу моей работы», «останови меня, если я что-то не так сделаю», «вмешайся, если ты увидишь, что я дискомфортно себя чувствую», полностью перекладывающими ответственность за терапевтическую сессию на супервизора, лучше конфронтировать сразу. Если терапевт не может определиться с запросом сразу, к нему можно будет вернуться потом, после сессии.
- Ситуация, возможная только в тренинговой (обучающей) группе. Терапевт просит помощи от супервизора в процессе сессии и договаривается об остановке сессии с клиентом в наиболее трудные для себя моменты. Пример такой супервизоре кой поддержки в процессе очной супервизии будет приведен в конце данной главы.
Супервизия после терапевтической сессии.
Для того чтобы ситуация не очень удачной терапии не повторилась в процессе супервизии (уже с другой стороны), супервизор должен получить ответ на следующие основные вопросы:
- Какие профессиональные навыки терапевта достаточно развиты и продвигают терапевтический процесс, а какие не развиты, не проявлены и требуют внимания супервизора? Каковы особенности терапевтического стиля данного терапевта?
- Каким преимущественно способом терапевт прерывает контакт с данным клиентом?{Имеются в виду традиционное для гештальт-терапии понимание механизмов избегания (прерывания) контакта.)
- Какая фигура в работе с клиентом может иметь тенденцию к «путешествию» в ситуацию супервидения (Немиринский, 2000) .”Терапевтическая работа нередко заходит в тупик в те моменты, когда терапевт идентифицируется с защитными реакциями клиента (Lawner, 1989). Та же идентификация проявится потом и в ходе супервизии — как «параллельный процесс». В этом случае «те переживания, которые мешают продвижению в работе с клиентом, и те способы, которыми терапевт себя блокирует, избегая «проблемных» чувств, воспроизводятся им в работе с супервизором, дело которого — обнаружить эти способы и проблемные области, чтобы далее сам терапевт мог обращать на них внимание» (Бай-Балаева, 2000). Например, фигурой в данной сессии является невыраженное клиентом отвержение (маме, папе, начальнику, терапевту…). Клиентка не знает, о чем говорить с терапевтом, перескакивает с темы на тему, с истории на историю, игнорирует терапевта, не обращаясь к нему за помощью («Я не знаю, зачем нужны терапевты и что они могут сделать»). Терапевт в растерянности следует за клиенткой в каждую ее историю, не конфронтирует с ее поведением, не побуждает к сознаванию. На супервизорской сессии фигура отвержения предъявляется супервизору («Я не знаю, о чем тебя спросить»), который, собственно, и должен прервать это «путешествие» и направить осознавание терапевта на происходящий между ними процесс.
- Каково было супервизору самому находиться рядом с работающим терапевтом, какие чувства, фантазии и мысли вызывала эта работа . Как супервизор сам обходится с тем опытом, с которым столкнулся терапевт в работе с клиентом?
Но для того чтобы ответить на эти вопросы, необходимо что-то увидеть, услышать и почувствовать. Чем же заниматься супервизору во время сессии? Какие шаги помогут ему быть эффективным? Начнем со сбора материала.
Сбор материала
Оценка предварительных данных
Здесь можно попытаться определить, каким образом терапевт был выбран клиентом (в ситуации тренинговой группы), сколько времени терапевт работает с данным клиентом и какова история их отношений. Возраст, пол, социальный статус терапевта и клиента тоже дают возможность сделать предварительную оценку, которая пока еще будет опираться на некоторые сугубо теоретические конструкции.
Для супервизора также важен профессиональный уровень терапевта и этап его обучения. С точки зрения И. Данилова (2000), на каждом из этапов (соответствующих основным этапам цикла контакта) есть своя основная задача супервизии, соответствующая актуальным проблемам и потребностям обучающегося.
Предварительные данные могут обеспечить супервизору информацию о более широком контексте происходящего на сессии. Так, в ситуации тренинговой группы клиентка выбирает терапевта следующим образом. Сначала она говорит, что ей все равно, кто будет ее терапевтом. Затем, когда один из терапевтов-тренеров говорит о том, что ему не все равно, выбирает его (именно после этих слов). В ходе сессии же выясняется, что клиентка из двух вариантов: быть нужной для другого и выбирать того мужчину, который ей нужен, привычно выбирает первое. Внимание к более широкому контексту помогло супервизору обратить внимание терапевта на возможность пересечения контекстов терапевтической сессии и жизни клиентки и в итоге позволило клиентке сделать осознанный выбор.
Наблюдение за поведением терапевта
Наиболее информативными для супервизора являются состояния тревоги, бессилия и разочарования терапевта, а также уровень энергии терапевта и клиента. Этот уровень определяется по характерным поведенческим маркерам. Высокий уровень энергии характеризуют адекватная двигательная активность, полный грудной голос, живой взгляд и мимика. Низкий уровень энергии — неподвижность, напряженная поза, тихий монотонный голос, отсутствие зрительного контакта, застывшая мимика и т. п.
Удивительно, как часто поведение терапевта, до сессии живого, теплого и искрящегося, меняется и начинает походить на поведение строгого профессионального экзаменатора. Что происходит с ним в это время? Какие запреты и правила мешают ему просто улыбнуться клиенту, просто спросить: «Что с тобой? Как прошла неделя?» Осознает ли терапевт эти неожиданные перемены? (Впрочем, существует и другой полюс: терапевт все время улыбается, шутит и смеется, клиент тоже. Им хорошо вместе, и они радостно прощаются, после чего терапевт с испуганным видом смотрит на супервизора…)
Итак, что же происходит с этим терапевтом ?
Еще один вариант, очень важный для последующей супервизии. Терапевт явно тревожен — он суетится, задает бесконечные вопросы, перебивает клиента, не дослушивая его высказывания. Кому адресована эта тревога — клиенту или супервизору? В некоторых случаях терапевт встревожен именно присутствием супервизора, ему очень хочется выглядеть успешным, не делать ошибок и т. п. Прояснение этого вопроса существенно помогает понять, какие механизмы прерывания контакта тут задействованы. Супервизорами процесс, в котором не учитываются проблема нарциссической уязвимости терапевта (Якобе и др., 1997), способствует проявлению слишком сильного беспокойства и даже «нарциссической травме», препятствующей нормальной терапевтической работе.
Тревога терапевта, когда ее можно увидеть со стороны, — вещь очень информативная.
Например, спокойное до этого момента течение сессии вдруг прерывается, и терапевт начинает вести себя по-другому: застывает, краснеет, начинает больше двигаться, несколько раз меняет позу. О чем это они разговаривают? Берем на заметку: что эта тема может значить для самого терапевта ? А для супервизора?
Тревога, связанная с избеганием замешательства, может подвигнуть терапевта на проведение эксперимента в тот момент, когда клиент к этому еще не готов. Так, при первых словах клиентки о желании близости и отдалении от мужа и неизменности этой ситуации в семье терапевт предлагает клиентке подвигаться по отношению к нему самому и (!) «что-то почувствовать».
Аналогичный вариант—начинающий терапевт стимулирует переход клиента к отношениям «здесь и сейчас» при непроявившемся еще контексте их собственных отношений. Если такая возможность в супервизии представится, то супервизор, сознающий свое замешательство и справляющийся с ним, может сделать это фокусом своей работы, разбирая с терапевтом вопрос об уместности эксперимента (или пере-хода к отношениям «терапевт — клиент») в контексте сессии, а также его чувствах, ставших основой выбора этой тактики.
Тревожный терапевт нередко оказывается чрезмерно заботливым (поведение из ГОЛИ терапевта), не побуждает клиента формулировать свой запрос, не обменивается с ним ожиданиями относительно цели сессии. В результате клиент мечется в поисках решения неизвестно чего, а терапевт ему «сочувственно помогает» в этом. В последующем супервизору, возможно, придется встретиться с ограниченной способностью терапевта к конфронтации с клиентом и быть очень внима-тельным к поведению терапевта при определении цели супервизии. В какой степени сам супервизор способен позаботиться о терапевте, фру-стрируя его безответственность?
Информативным для супервизора при наблюдении оказывается и состояние бессилия (беспомощности) или разочарования терапевта, когда визуальная информация о том, что происходит с ним, минимальна. Иногда терапевт кажется супервизору одновременно и сильным, и разочарованным в клиенте, «который не поддается его терапии». Бывает, что терапевт застывает, не двигается, его энергия падает, голос становится монотонным, он напряженно вглядывается в клиента, не отпуская его ни на минуту… Как правило, такое поведение является маркером ретрофлексии. Поэтому еше один параметр для наблюдения—уровень энергии терапевта и клиента. В ком из участников терапевтической сессии ее больше, какие отрезки работы более энергичны, с какими темами или способами взаимодействия связано падение энергии — все это, возможно, станет материалом для дальнейшей работы.
Супервизору важно отметить для себя, в какой момент сессии это произошло, поскольку часто терапевт, как правило, не осознает своего состояния и после сессии утверждает, что чувствует себя прекрасно. (В таком случае лучше оставить его минут на двадцать в покое и потом вернуться к супервизии. Этого времени обычно хватает, чтобы осознать свое раздражение по отношению к клиенту или почувствовать еще что-то, кроме «прекрасною» состояния).
Заметки супервизора о терапевтической сессии Что и когда стоит записывать?
- Заключение контракта по времени. Обсуждалось ли время работы, его возможные изменения? Сколько времени продолжалась сессия и, если время было превышено, что происходило в последнем отрезке терапевтической работы?
- Кратко —рассказ клиента о проблеме его собственными словами (!), его ожидания от сессии. К ним можно будет вернуться в супервизии, если понадобится поговорить с терапевтом о цели терапевтической сессии.
- Удачные реплики терапевта. У каждого терапевта в работе есть то, что особенно понравилось супервизору. И нет никакого криминала в том, чтобы удовлетворить естественную потребность любого обучающегося терапевта в одобрении (кроме удачных реплик можно отметить и новые формы поведения терапевта, позитивно влияющие на процесс).
- Сомнительные реплики терапевта. К их числу можно, например, отнести противоречивые утверждения и двойные послания клиенту, которые в дальнейшем помогут прояснить чувства терапевта по отношению к клиенту. Например, молодой терапевт-мужчина, работающий
с клиенткой, старше по возрасту, обсуждая тему уходящей молодости, отсутствия любящего и заботливого мужчины, заботливо задает вопрос: «Ты действительно думаешь, что в тебе мало энергии и ты не можешь нравиться?». Не помню, что ответила клиентка, но терапевт не промедлил со следующей репликой: «Я думаю, что в тебе есть энергия и ты можешь нравиться, НО Я МОГУ ОШИБАТЬСЯ…» - Обмен репликами, выявляющий основные способы прерывания контакта.
- Важные моменты сессии. Например, следующие: клиент закончил изложение проблемы и вопрошающе смотрит на терапевта: «И что мне делать?». Любопытно, как терапевт будет обходиться с тревогой незнания… и что он сделает в период своего замешательства. Утешит (замаскировано, потому что явно НЕЛЬЗЯ), расскажет, как НАДО, задаст еще один (21) вопрос, чтобы избежать ответа на неудобный вопрос клиента? Или его растерянность «нажимает на кнопочку» проективного механизма и подвигает его на интерпретацию?
- Завершение сессии Сколько она длилась, ее соответствие контракту, на чем терапевт расстался с клиентом, последние реплики.
- Формулировку (дословную) супервизорского запроса после сессии.
Во время одной из сессий клиентка, молодая женщина, всей душой желающая, чтобы мужчина позаботился о ней, говорит, что попросить об этом мешает страх и стыд. Она реально чувствует сейчас страх и стыд, так как действие происходит в тренинговой группе, и адресует терапевту свое желание продвинуться именно здесь, что-то сделать. Терапевт теряется… и «находит проективную опору» в трех интерпретациях ее поведения «гам и тогда».
Ответ на прямой вопрос клиента: «Что мне делать?»—нередко вызывает вполне обоснованную растерянность терапевта, способность которого к немедленной демонстрации своего волшебства весьма ограничена. Как обходиться с этой растерянностью?
В виртуальном «Журнале практической психоло-гаи и психоанализа» появилась статья К. В. Ягнюка «Сессия Карла Роджерса с Глорией: анализ вербальных вмешательств». Молодая женщина работает над своей проблемой с Карлом Роджерсом и желает получить от него конкретный ответ «Как быть и куда двигаться?». Мэтр просто отвечает, что тоже хотел бы знать ответ на ее вопрос, сочувственно выдерживая агрессивный наскок клиентки по поводу отсутствия однозначного ответа. И все… Однако сессия продолжается, и клиентка двигается дальше, несмотря на то, что основной вербальной техникой Роджерса является перефразирование (она слышит свои слова от него) и втрое более редкими — поддержка и самораскрытие. И если уж клиент настойчиво продолжает добиваться ответа на основной вопрос, то честная реакция: «Я пока не знаю, но хочу знать» — скорее всего, не вызовет катастрофических последствий.
Ту же роль (прерывание контакта со своим чувством растерянности, страха, тревоги) играют вопросы терапевта к клиенту: «Чего ты хочешь от меня и чем я могу тебе помочь?» — возникающие не в контексте терапевтических отношений, а как реакция на незнание (собственную беспомощность), часто возникающая при не осознаваемом убеждении, что на все вопросы существуют ответы и терапевт ответственен за поиск правильного, единственного и совершенного.
Если же такая реакция возникает в ответ на рассказ, полный боли и страдания, то терапевт, добивающийся ответа на вопрос «Чем я могу тебе помочь?», вполне может услышать: «Тяжело ответить на этот вопрос. Не знаю, зачем нужен…», а супервизор может подумать о способности терапевта быть рядом с клиентом и разделять его чувства. В супервизии терапевт может обнаружить и прочувствовать, что значит быть психологически близким с клиентом и в то же время поддерживать адекватную профессиональную дистанцию.
Ответы терапевта на прямые и косвенные вопросы клиента очень важны. Некоторые из них можно легко перевести в утверждения, и с ними все понятно. Однако часть вопросов адресованы терапевту в двух его ипостасях — ролевой авторитетной фигуре и именно данному человеку. Терапевт, осознающий это и отвечающий наданный вопрос, удерживает в контакте с клиентом обе линии — символическую и реальную (Немиринский, 1996).
Так, юная клиентка, работающая с проблемой недолговременных отношений с мужчинами, спрашивает старшую по возрасту женщину-терапевта (вполне успешную в личной жизни): «Скажи мне, что женщина может дать мужчине?». Она действительно этого не понимает, и ее вопрос требует искреннего и прямого ответа. Терапевт, знающий, что на вопросы клиента отвечать нельзя, в замешательстве. В тот момент у супервизора была возможность дать столь же прямое указание терапев-ту: «Ты знаешь, о чем она тебя спрашивает!» (вначале был заключен договор о записках по ходу сессии). Случаи ухода терапевта от ответа на такие вопросы могут стать предметом дальнейшей супервизии.
Читайте далее:
