ОПРЕДЕЛЕНИЕ АФФЕКТА У ОБВИНЯЕМОГО:
ПРОБЛЕМЫ ПРАВОПРИМЕНИТЕЛЬНОЙ ПРАКТИКИ И СУДЕБНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ ЭКСПЕРТИЗЫ
ПРОБЛЕМЫ ПРАВОПРИМЕНИТЕЛЬНОЙ ПРАКТИКИ И СУДЕБНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ ЭКСПЕРТИЗЫ
| Квалификация так называемых аффективных преступлений по ст. ст. 107 и 113 УК РФ (и соответственно судебно-психологическая экспертная диагностика аффекта) является, на мой взгляд, довольно острой практической проблемой. Об этом свидетельствует в первую очередь статистика выявленных преступлений, совершенных в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения (аффекта). По данным ГИЦ МВД России <1>, в 1991 г. было зарегистрировано 2207 таких преступлений (по ст. ст. 104 и 110 УК РСФСР), в 1992 г. – 1497, в 1993 г. – 2393, в 1994 г. – 2369, в 1995 г. – 1969, в 1996 г. – 1599. После 1997 г. (года, когда начал действовать новый УК РФ) статистика резко меняется: если в 1997 г. зарегистрировано по ст. ст. 107 и 113 УК РФ еще 1725 преступлений, то уже в 1998 г. – 1442 (- 16,4% по сравнению с предыдущим годом), в 1999 г. – 1326 (- 8%), в 2000 г. – 1242 (- 6,3%), в 2001 г. – 1134 (- 8,7%), в 2002 г. – 1036 (-8,6%), в 2003 г. – 879 (- 15,2%), в 2004 г. – 619 (- 29,6%), в 2005 г. – 479 (- 22,6%), в 2006 г. – 434 (- 8,3%), в 2007 г. – 284 (- 11,6%). | Публикации по теме аффекта: Преступный аффект как условие невменяемости. Аффект – «Лекции по судебной психопатологии». Патологический аффект |
Какие же факторы определяют столь резкое падение квалификации привилегированных составов “аффективных” преступлений?
Вряд ли возможно прямо связать столь низкое количество выявленных в последние годы правонарушений, совершенных в состоянии аффекта, с динамикой общей преступности. Определяющим, видимо, является изменение редакций статей уголовного закона, касающихся преступлений, совершенных в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, что и повлекло множество проблем правоприменения, в том числе и связанных с использованием судебно-психологических экспертных заключений.
Основным изменением, повлекшим трудности практической квалификации ст. ст. 107 и 113 УК РФ, с моей точки зрения, является введение в 1996 г. в текст данных составов преступлений термина “аффект” наряду с сохранением и традиционного понятия “внезапно возникшее сильное душевное волнение”. Несмотря на то что некоторые авторы считают, что новая редакция указанных статей говорит о том, что понятие аффекта в уголовном праве должно использоваться точно в том смысле и значении, которые приняты в самой психологии <2>, судебная практика свидетельствует об обратном. Характерным примером может служить “дело Климовой”, рассмотренное Президиумом Верховного Суда РФ <3>: несмотря на то что эксперты-психологи в своем заключении отметили, что эмоциональное состояние Климовой в момент совершения правонарушения “не носило характера аффекта”, Президиум Верховного Суда РФ определил, что ее преступление должно быть квалифицировано как “убийство, совершенное в состоянии аффекта”, при этом аргументируя это, в числе прочих доказательств, и описанием экспертов-психологов эмоционального состояния осужденной в криминальной ситуации.
Основной проблемой, которую исследователи обозначили после принятия нового уголовного закона, является вопрос о том, считать ли “аффект”, который в УК РФ приравнивается к “внезапно возникшему сильному душевному волнению”, понятием правовым или общепсихологическим <4>. Если принять позицию, что “аффект” как квалифицирующий признак составов преступления является психологическим понятием, то это означает, что либо каждый судья должен обладать специальными психологическими познаниями (что невозможно), либо по каждому делу, где вероятна квалификация ст. ст. 107 или 110 УК РФ, необходимо назначать судебно-психологическую или комплексную психолого-психиатрическую экспертизу (между тем экспертиза аффекта в число “обязательных” не входит), в ходе которой, по меткому выражению Н. Подольного, психолог становится “маленьким судьей”.
Я считаю, что выходом из сложившейся ситуации является четкое разграничение аффекта как правового, психологического и судебно-экспертного понятия.
Аффект как правовое понятие является квалифицирующим признаком составов преступлений по ст. ст. 107 и 113 УК РФ, и его должен определять только суд. При наличии других признаков (субъект преступления – вменяемое лицо, достигшее 16-летнего возраста; субъективная сторона преступления – вина в форме прямого или косвенного умысла; объективная сторона преступления – противоправное лишение жизни другого человека или причинение тяжкого либо средней тяжести вреда его здоровью; внезапность возникновения аффекта вследствие противоправного или аморального поведения потерпевшего либо длительной психотравмирующей ситуации, возникшей в связи с таким поведением потерпевшего; направленность действий обвиняемого только на то лицо или тех лиц, неправомерные действия которых спровоцировали возникновение аффекта и т.п.), возможна квалификация преступления по ст. ст. 107 или 113 УК РФ.
Аффект как психологическое понятие достаточно сильно отличается по своему смыслу от правового понимания его как внезапно возникшего сильного душевного волнения. Не вдаваясь в подробности <5>, можно отметить следующие значимые отличия.
Во-первых, в общей психологии аффект дифференцируется с собственно эмоциями не столько по глубине переживания, сколько по способу и функциям регуляции психической деятельности, в то время как в уголовном праве имеет значение как раз интенсивность эмоций и степень нарушений осознанно-волевой регуляции деятельности (что и отражено в традиционной градации: “спокойное состояние” – “душевное волнение” – “сильное душевное волнение” – “внезапно возникшее сильное душевное волнение”).
Во-вторых, аффекты в общей психологии имеют разнообразную модальность (радость, страх и т.п.), тогда как уголовное право интересует только эмоции, связанные с гневом и яростью.
В-третьих, аффекты (в общепсихологическом смысле) могут возникать как реакция на очень широкий круг психотравмирующих воздействий, в том числе и не связанных с действием человека (например, пожар, землетрясение), а для уголовного права имеют значение только те эмоциональные реакции и состояния, которые обусловлены противоправными или аморальными действиями потерпевшего или связанной с ними длительной психотравмирующей ситуацией.
В-четвертых, в общей психологии доминирует представление, что, несмотря на возникновение состояния аффекта, человек в большинстве случаев может с ним справиться, используя самоконтроль. А.Н. Леонтьев писал, что аффекты, как объекты субъективного отношения, могут стать и объектом самоуправления: изживания, преодоления, отвлечения, замещения <6>.
Что же в таком случае определяет судебный эксперт-психолог? Ясно, что он не имеет права говорить об аффекте в уголовно-правовом значении. В то же время диагностика им аффекта только в его общепсихологическом смысле тоже создаст для суда немалые трудности по выделению уголовно-релевантных признаков эмоционального состояния обвиняемого.
С позиций судебной экспертологии <7> оправданно выделение аффекта уже в третьем значении – как судебно-психологического экспертного понятия. Экспертные понятия являются трансформацией общепсихологических категорий и занимают промежуточное положение между общепсихологическими представлениями и юридическими терминами. Они не могут быть заимствованы прямо из теории психологии: общепсихологические понятия не содержат никакой информации об их юридической значимости, о том, какие правовые последствия могут проистекать из их диагностики.
Анализ уголовного законодательства показывает, что из закона вытекают только три психологически значимых признака эмоциональных реакций или состояний, которые могут быть признаны “внезапно возникшим сильным душевным волнением”:
1. Внезапность возникновения.
Соответственно этот юридически значимый признак (внезапный переход качества и интенсивности эмоционального состояния на новый уровень, а затем выход из этого уровня) с позиций общей психологии определяет характерную для уголовно-релевантных эмоциональных реакций и состояний трехфазность возникновения и развития течения.
2. Обусловленность:
3. единичным (разовым) психотравмирующим воздействием поведения потерпевшего (противоправность и аморальность поведения жертвы определяет только суд: известны ситуации из судебной практики, когда суд соглашается с мнением эксперта, что обвиняемый в момент убийства находился в состоянии аффекта, но не признает действия потерпевшего, спровоцировавшие возникновение состояния аффекта, противоправными или аморальными, – и осуждает обвиняемого по ст. 105 УК РФ);
– длительной психотравмирующей ситуацией, связанной с поведением потерпевшего.
– Резкое ограничение способности обвиняемого к осознанно-волевой регуляции своих криминальных действий на высоте своего развития (если первые два признака прямо определяются ст. ст. 107 и 113 УК РФ, то последний вытекает из “привилегированности” составов преступлений по ст. ст. 107, 113 УК РФ).
Собственно, если эти признаки очевидны в конкретном уголовном деле, то суд может квалифицировать состояние аффекта у обвиняемого и не прибегая к услугам судебного эксперта-психолога.
Однако возникает другая практически значимая проблема, также связанная с введением понятия “аффект” в текст уголовного закона. Дело в том, что, оперируя только термином “внезапно возникшее сильное душевное волнение” в рамках ст. ст. 104 и 110 УК РСФСР, суды до вступления в законную силу нового УК РФ при оценке заключений судебных экспертов-психологов соотносили содержащуюся в них информацию об эмоциональном состоянии обвиняемого с представлениями об их юридической значимости. Поэтому квалификация ими внезапно возникшего сильного душевного волнения у обвиняемого могла опираться как на судебно-психологическую диагностику физиологического или кумулятивного аффекта, так и на определение иных эмоциональных реакций и состояний, которые в общепсихологическом смысле могут и не относиться к аффектам в строгом значении этого термина, но в то же время характеризуются и внезапностью возникновения, и спровоцированностью действиями потерпевшего, и частичным сужением сознания. В своей докторской диссертации классик судебно-психологической экспертизы М.М. Коченов, описывая такие состояния, отмечал: “Исследованиями многих психологов показано, что кроме аффекта существуют другие эмоциональные состояния, также оказывающие глубокое деструктивное воздействие на сознание и деятельность человека. Большая группа состояний объединяется понятием эмоциональной психической напряженности… Состояние эмоциональной психической напряженности развивается более плавно, чем аффект, но на “вершине” этого состояния происходят изменения сознания, мотивации поведения, сравнимые по качеству с изменениями, наблюдающимися при аффекте. Момент “срыва”, наступающий неожиданно для субъекта переживания, является высшей точкой развития эмоциональной психической напряженности” <8>. Похоже, что при взаимодействии судов с судебно-психологическими экспертами этот момент вызывает наибольшие трудности. Эксперт может очень четко и точно определить внезапность возникновения сильного эмоционального напряжения обвиняемого в ответ на психотравмирующие воздействия со стороны потерпевшего, описать частичное сужение сознания и выраженные нарушения регуляции криминальных действий. Только при этом, не понимая сущности экспертно-психологического понимания аффекта, отвечает на стандартный вопрос следователя или судьи о наличии состояния аффекта, исходя только из общепсихологического представления об эмоциональных состояниях, отрицательно. В вышеупомянутом “деле Климовой” этот парадокс высветился очень ярко: судья спрашивал эксперта о наличии состояния аффекта (скорее всего, понимая его в правовом смысле), а эксперт (понимая аффект только с точки зрения общей психологии) ответил, что эмоциональная реакция осужденной “не носила характера аффекта”, при этом показал в содержательной части заключения, что эмоциональное состояние Климовой возникло внезапно, под воздействием насилия (в том числе и сексуального) со стороны потерпевшего, сопровождалось выраженными изменениями сознания и резким снижением самоконтроля. Поскольку Климова нанесла потерпевшему 78 колото-резаных ран лица, шеи, груди, живота, рук и ног, а эксперт не определил у нее состояния аффекта, она была признана виновной в умышленном убийстве Г. с особой жестокостью. Другими словами, заключение эксперта-психолога способствовало не смягчению, а утяжелению наказания.
Представляется, что резкое уменьшение выявленных преступлений, совершенных в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения (аффекта), связано и с сужением судебно-экспертной квалификации аффектов.
Какие выводы мы можем сделать из анализа сложившейся ситуации?
Судебные эксперты-психологи должны понимать и определять “аффект” как судебно-психологическое “экспертное” понятие, опираясь не на общепсихологические представления об этом виде эмоционального состояния, а на четкие судебно-психологические критерии диагностики аффекта <9>, основанные на юридически значимых психологических признаках “внезапно возникшего сильного душевного волнения”. Это позволит суду более эффективно использовать заключение психолога для определения “состояния внезапно возникшего сильного душевного волнения (аффекта)” как квалифицирующего признака ст. ст. 107 или 113 УК РФ.
Такой подход позволяет проводить тщательную дифференциальную диагностику между аффектом и одним из видов медицинского критерия невменяемости – “временными психическими расстройствами” (в частности, патологическим аффектом); определять аффекты на фоне алкогольного опьянения; учитывать специфику аффектов у лиц с психическими расстройствами, не исключающими вменяемости; определять эмоциональные реакции и состояния, не достигающие степени выраженности аффекта.
Следователи, судьи, государственное обвинение и защита, другие участники судопроизводства должны понимать разницу между правовым, общепсихологическим и судебно-экспертным пониманием термина “аффект”. Аффект в экспертно-психологическом значении является своеобразным мостиком между описанием эмоциональных реакций и состояний в общей психологии и их значением в уголовном праве.
Читайте далее:Вряд ли возможно прямо связать столь низкое количество выявленных в последние годы правонарушений, совершенных в состоянии аффекта, с динамикой общей преступности. Определяющим, видимо, является изменение редакций статей уголовного закона, касающихся преступлений, совершенных в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, что и повлекло множество проблем правоприменения, в том числе и связанных с использованием судебно-психологических экспертных заключений.
Основным изменением, повлекшим трудности практической квалификации ст. ст. 107 и 113 УК РФ, с моей точки зрения, является введение в 1996 г. в текст данных составов преступлений термина “аффект” наряду с сохранением и традиционного понятия “внезапно возникшее сильное душевное волнение”. Несмотря на то что некоторые авторы считают, что новая редакция указанных статей говорит о том, что понятие аффекта в уголовном праве должно использоваться точно в том смысле и значении, которые приняты в самой психологии <2>, судебная практика свидетельствует об обратном. Характерным примером может служить “дело Климовой”, рассмотренное Президиумом Верховного Суда РФ <3>: несмотря на то что эксперты-психологи в своем заключении отметили, что эмоциональное состояние Климовой в момент совершения правонарушения “не носило характера аффекта”, Президиум Верховного Суда РФ определил, что ее преступление должно быть квалифицировано как “убийство, совершенное в состоянии аффекта”, при этом аргументируя это, в числе прочих доказательств, и описанием экспертов-психологов эмоционального состояния осужденной в криминальной ситуации.
Основной проблемой, которую исследователи обозначили после принятия нового уголовного закона, является вопрос о том, считать ли “аффект”, который в УК РФ приравнивается к “внезапно возникшему сильному душевному волнению”, понятием правовым или общепсихологическим <4>. Если принять позицию, что “аффект” как квалифицирующий признак составов преступления является психологическим понятием, то это означает, что либо каждый судья должен обладать специальными психологическими познаниями (что невозможно), либо по каждому делу, где вероятна квалификация ст. ст. 107 или 110 УК РФ, необходимо назначать судебно-психологическую или комплексную психолого-психиатрическую экспертизу (между тем экспертиза аффекта в число “обязательных” не входит), в ходе которой, по меткому выражению Н. Подольного, психолог становится “маленьким судьей”.
Я считаю, что выходом из сложившейся ситуации является четкое разграничение аффекта как правового, психологического и судебно-экспертного понятия.
Аффект как правовое понятие является квалифицирующим признаком составов преступлений по ст. ст. 107 и 113 УК РФ, и его должен определять только суд. При наличии других признаков (субъект преступления – вменяемое лицо, достигшее 16-летнего возраста; субъективная сторона преступления – вина в форме прямого или косвенного умысла; объективная сторона преступления – противоправное лишение жизни другого человека или причинение тяжкого либо средней тяжести вреда его здоровью; внезапность возникновения аффекта вследствие противоправного или аморального поведения потерпевшего либо длительной психотравмирующей ситуации, возникшей в связи с таким поведением потерпевшего; направленность действий обвиняемого только на то лицо или тех лиц, неправомерные действия которых спровоцировали возникновение аффекта и т.п.), возможна квалификация преступления по ст. ст. 107 или 113 УК РФ.
Аффект как психологическое понятие достаточно сильно отличается по своему смыслу от правового понимания его как внезапно возникшего сильного душевного волнения. Не вдаваясь в подробности <5>, можно отметить следующие значимые отличия.
Во-первых, в общей психологии аффект дифференцируется с собственно эмоциями не столько по глубине переживания, сколько по способу и функциям регуляции психической деятельности, в то время как в уголовном праве имеет значение как раз интенсивность эмоций и степень нарушений осознанно-волевой регуляции деятельности (что и отражено в традиционной градации: “спокойное состояние” – “душевное волнение” – “сильное душевное волнение” – “внезапно возникшее сильное душевное волнение”).
Во-вторых, аффекты в общей психологии имеют разнообразную модальность (радость, страх и т.п.), тогда как уголовное право интересует только эмоции, связанные с гневом и яростью.
В-третьих, аффекты (в общепсихологическом смысле) могут возникать как реакция на очень широкий круг психотравмирующих воздействий, в том числе и не связанных с действием человека (например, пожар, землетрясение), а для уголовного права имеют значение только те эмоциональные реакции и состояния, которые обусловлены противоправными или аморальными действиями потерпевшего или связанной с ними длительной психотравмирующей ситуацией.
В-четвертых, в общей психологии доминирует представление, что, несмотря на возникновение состояния аффекта, человек в большинстве случаев может с ним справиться, используя самоконтроль. А.Н. Леонтьев писал, что аффекты, как объекты субъективного отношения, могут стать и объектом самоуправления: изживания, преодоления, отвлечения, замещения <6>.
Что же в таком случае определяет судебный эксперт-психолог? Ясно, что он не имеет права говорить об аффекте в уголовно-правовом значении. В то же время диагностика им аффекта только в его общепсихологическом смысле тоже создаст для суда немалые трудности по выделению уголовно-релевантных признаков эмоционального состояния обвиняемого.
С позиций судебной экспертологии <7> оправданно выделение аффекта уже в третьем значении – как судебно-психологического экспертного понятия. Экспертные понятия являются трансформацией общепсихологических категорий и занимают промежуточное положение между общепсихологическими представлениями и юридическими терминами. Они не могут быть заимствованы прямо из теории психологии: общепсихологические понятия не содержат никакой информации об их юридической значимости, о том, какие правовые последствия могут проистекать из их диагностики.
Анализ уголовного законодательства показывает, что из закона вытекают только три психологически значимых признака эмоциональных реакций или состояний, которые могут быть признаны “внезапно возникшим сильным душевным волнением”:
1. Внезапность возникновения.
Соответственно этот юридически значимый признак (внезапный переход качества и интенсивности эмоционального состояния на новый уровень, а затем выход из этого уровня) с позиций общей психологии определяет характерную для уголовно-релевантных эмоциональных реакций и состояний трехфазность возникновения и развития течения.
2. Обусловленность:
3. единичным (разовым) психотравмирующим воздействием поведения потерпевшего (противоправность и аморальность поведения жертвы определяет только суд: известны ситуации из судебной практики, когда суд соглашается с мнением эксперта, что обвиняемый в момент убийства находился в состоянии аффекта, но не признает действия потерпевшего, спровоцировавшие возникновение состояния аффекта, противоправными или аморальными, – и осуждает обвиняемого по ст. 105 УК РФ);
– длительной психотравмирующей ситуацией, связанной с поведением потерпевшего.
– Резкое ограничение способности обвиняемого к осознанно-волевой регуляции своих криминальных действий на высоте своего развития (если первые два признака прямо определяются ст. ст. 107 и 113 УК РФ, то последний вытекает из “привилегированности” составов преступлений по ст. ст. 107, 113 УК РФ).
Собственно, если эти признаки очевидны в конкретном уголовном деле, то суд может квалифицировать состояние аффекта у обвиняемого и не прибегая к услугам судебного эксперта-психолога.
Однако возникает другая практически значимая проблема, также связанная с введением понятия “аффект” в текст уголовного закона. Дело в том, что, оперируя только термином “внезапно возникшее сильное душевное волнение” в рамках ст. ст. 104 и 110 УК РСФСР, суды до вступления в законную силу нового УК РФ при оценке заключений судебных экспертов-психологов соотносили содержащуюся в них информацию об эмоциональном состоянии обвиняемого с представлениями об их юридической значимости. Поэтому квалификация ими внезапно возникшего сильного душевного волнения у обвиняемого могла опираться как на судебно-психологическую диагностику физиологического или кумулятивного аффекта, так и на определение иных эмоциональных реакций и состояний, которые в общепсихологическом смысле могут и не относиться к аффектам в строгом значении этого термина, но в то же время характеризуются и внезапностью возникновения, и спровоцированностью действиями потерпевшего, и частичным сужением сознания. В своей докторской диссертации классик судебно-психологической экспертизы М.М. Коченов, описывая такие состояния, отмечал: “Исследованиями многих психологов показано, что кроме аффекта существуют другие эмоциональные состояния, также оказывающие глубокое деструктивное воздействие на сознание и деятельность человека. Большая группа состояний объединяется понятием эмоциональной психической напряженности… Состояние эмоциональной психической напряженности развивается более плавно, чем аффект, но на “вершине” этого состояния происходят изменения сознания, мотивации поведения, сравнимые по качеству с изменениями, наблюдающимися при аффекте. Момент “срыва”, наступающий неожиданно для субъекта переживания, является высшей точкой развития эмоциональной психической напряженности” <8>. Похоже, что при взаимодействии судов с судебно-психологическими экспертами этот момент вызывает наибольшие трудности. Эксперт может очень четко и точно определить внезапность возникновения сильного эмоционального напряжения обвиняемого в ответ на психотравмирующие воздействия со стороны потерпевшего, описать частичное сужение сознания и выраженные нарушения регуляции криминальных действий. Только при этом, не понимая сущности экспертно-психологического понимания аффекта, отвечает на стандартный вопрос следователя или судьи о наличии состояния аффекта, исходя только из общепсихологического представления об эмоциональных состояниях, отрицательно. В вышеупомянутом “деле Климовой” этот парадокс высветился очень ярко: судья спрашивал эксперта о наличии состояния аффекта (скорее всего, понимая его в правовом смысле), а эксперт (понимая аффект только с точки зрения общей психологии) ответил, что эмоциональная реакция осужденной “не носила характера аффекта”, при этом показал в содержательной части заключения, что эмоциональное состояние Климовой возникло внезапно, под воздействием насилия (в том числе и сексуального) со стороны потерпевшего, сопровождалось выраженными изменениями сознания и резким снижением самоконтроля. Поскольку Климова нанесла потерпевшему 78 колото-резаных ран лица, шеи, груди, живота, рук и ног, а эксперт не определил у нее состояния аффекта, она была признана виновной в умышленном убийстве Г. с особой жестокостью. Другими словами, заключение эксперта-психолога способствовало не смягчению, а утяжелению наказания.
Представляется, что резкое уменьшение выявленных преступлений, совершенных в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения (аффекта), связано и с сужением судебно-экспертной квалификации аффектов.
Какие выводы мы можем сделать из анализа сложившейся ситуации?
Судебные эксперты-психологи должны понимать и определять “аффект” как судебно-психологическое “экспертное” понятие, опираясь не на общепсихологические представления об этом виде эмоционального состояния, а на четкие судебно-психологические критерии диагностики аффекта <9>, основанные на юридически значимых психологических признаках “внезапно возникшего сильного душевного волнения”. Это позволит суду более эффективно использовать заключение психолога для определения “состояния внезапно возникшего сильного душевного волнения (аффекта)” как квалифицирующего признака ст. ст. 107 или 113 УК РФ.
Такой подход позволяет проводить тщательную дифференциальную диагностику между аффектом и одним из видов медицинского критерия невменяемости – “временными психическими расстройствами” (в частности, патологическим аффектом); определять аффекты на фоне алкогольного опьянения; учитывать специфику аффектов у лиц с психическими расстройствами, не исключающими вменяемости; определять эмоциональные реакции и состояния, не достигающие степени выраженности аффекта.
Следователи, судьи, государственное обвинение и защита, другие участники судопроизводства должны понимать разницу между правовым, общепсихологическим и судебно-экспертным пониманием термина “аффект”. Аффект в экспертно-психологическом значении является своеобразным мостиком между описанием эмоциональных реакций и состояний в общей психологии и их значением в уголовном праве.
Автор: Сафуанов Ф.С., доктор психологических наук,
профессор, руководитель Лаборатории судебной психологии ГНЦ
социальной и судебной психиатрии им. В.П. Сербского, заведующий кафедрой
клинической и судебной психологии факультета юридической психологии МГППУ.
профессор, руководитель Лаборатории судебной психологии ГНЦ
социальной и судебной психиатрии им. В.П. Сербского, заведующий кафедрой
клинической и судебной психологии факультета юридической психологии МГППУ.
<1> Цит. по: Горностаева И.В. Уголовно-правовое и
криминологическое значение аффекта: Автореф. дис. … канд. юрид. наук.
М., 2008.
<2> См., к примеру: Романов В.В. Юридическая психология. М., 2010;
Кудрявцев И.А. Комплексная судебная психолого-психиатрическая
экспертиза. М., 1999.
<3> Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 9 сентября 1998 г.
<4> Подольный Н. Сильное душевное волнение и аффект // Законность. 2000. N 3. С. 36.
<5> Сопоставительный анализ общепсихологического и
уголовно-правового понятия аффекта см. в: Ситковская О.Д. Психология
уголовной ответственности. М., 1998; Сафуанов Ф.С. Психология
криминальной агрессии. М., 2003.
<6> Леонтьев А.Н. Лекции по общей психологии. М., 2000. С. 468.
<7> Винберг А.И., Малаховская Н.Т. Судебная экспертология. Волгоград, 1979.
<8> Коченов М.М. Теоретические основы судебно-психологической
экспертизы: Автореф. дис. … д-ра психол. наук. М., 1991. С. 39 – 40;
Такие состояния описаны также в работе: Ратинова Н.А. Саморегуляция
поведения при совершении агрессивно-насильственных действий: Дис. …
канд. психол. наук. М., 1998.
<9> Такие критерии приведены в пособии “Судебно-психологические
экспертные критерии диагностики аффекта у обвиняемого”, утвержденном
секцией по психиатрии Ученого совета Минздрава России 30 сентября 2003
г., а также утвержденном Научно-методическим советом Российского
федерального центра судебной экспертизы при Минюсте России 2 марта 2005
г. в качестве методических рекомендаций для экспертов.
