Среди многочисленных задач, ответственность за решение которых возложена на эксперта-лингвиста, отнесение того или иного высказывания к числу побудительных занимает особое место, во-первых, в связи с усилившимся вниманием государства и правоохранительных органов к различного рода проявлениям вербального экстремизма, выражающегося в том числе и в призывах к экстремистской деятельности, во-вторых (при всей изученности категории императивности в русском языке), в связи с неоднозначностью определения данной категории, с отсутствием единого подхода к описанию побудительных речевых актов и общепринятой точки зрения на систему форм, выражающих побуждение.
Аспектом, на который хотелось бы обратить внимание, является несовпадение интерпретации категории императивности при помещении предмета исследования в плоскость пересечения классической грамматики и теории речевых актов. Категория побуждения в этом случае не имеет однозначной интерпретации, примером чему могут служить тексты экспертных лингвистических исследований.
Казалось бы, нет ничего проще. В русском языке в качестве наиболее частотного средства выражения побуждения выступает повелительное наклонение, и призывы, соответственно, представляют собой вербальную конструкцию, центром которой является глагол в форме повелительного наклонения или в эквивалентной данному наклонению форме. Однако далеко не всегда призывы выражены так однозначно и далеко не всегда конструкция, содержащая в своем составе глагол в форме повелительного наклонения, является призывом.
В качестве иллюстрации приведу примеры исследования текстов на предмет выявления в них призывов к экстремистской деятельности.
Довольно часто побудительные конструкции, построенные в соответствии с правилами классической грамматики, имеют значение прямого призыва. Например, нижеприведенный фрагмент текста, содержащий глаголы в повелительном наклонении, оценивается как явно выраженный призыв и имеет экстремистскую направленность (во всех примерах сохранены пунктуационные и орфографические особенности оригинальных текстов):
«Русские, давайте и мы достойно отметим «год Азербайджана». А чтобы и другим незваным «братьям» обидно не было, назовем его «годом народностей Кавказа и Востока». И в этот год объявим им полный бойкот. Пусть это причинит нам «массу неудобств», но давайте не покупать у них ни булки хлеба, ни огурца, ни коробки спичек. А то ведь предаем свой народ из-за того, что лень сходить в русский магазин за два квартала…
Давайте не принимать их на работу и не работать на них самих, не иметь с ними никаких деловых и финансовых отношений, каких бы выгод это нам ни сулило… Давайте не проходить мимо, а хотя бы останавливаться в случае, если у нашего соотечественника возникает с ними конфликт… Давайте просто смотреть на них, как на оккупантов…».
В данном случае перед нами классическое выражение директивного речевого акта, в котором имеется прямой призыв, морфологически выраженный формой повелительного наклонения глагола (императива); побудительное наклонение употреблено в категоричной форме и назван адресат призыва.
В одном из фрагментов другого текста изобилие глаголов в форме повелительного наклонения и их семантика, казалось бы, тоже не должны были вызвать сомнений в экстремистской интенции автора. Ср.: «Освещения там нет, делай что хошь. Например отвинти гайки на рельсах и под стык закрепи РГД. К колечку прекрепи верёвочку и через кустики протяни через дорогу. Скоростной сам выдернет чеку».
Но грамматически явно выраженные формы повелительного наклонения глаголов реально не выражают значения побуждения в данном фрагменте.
Как известно, помимо значения волеизъявления формы повелительного наклонения в русском языке могут иметь ряд других значений: долженствования, желательности, условия, уступительности. Формы повелительного наклонения выступают при этом как носители значений различных синтаксических наклонений, в том числе синтаксического побудительного. Чаще всего форма синтаксического побудительного наклонения обозначает волеизъявление, направленное на осуществление чего-либо. Кроме того, у формы побудительного наклонения сформировались такие переносные значения, в которых связь с побудительностью ослаблена или вовсе утрачена.
В глагольных предложениях внутри значения побуждения как производное выделяется значение легкой осуществимости, ничем не ограниченной возможности, полной свободы осуществления. Это значение часто связано с наличием в предложении обобщенно-мыслимого субъекта; семантика непосредственного побуждения в них оказывается ослабленной или вовсе утраченной [Краткая… 1989, с.473-478].
Таково значение морфологически явно выраженного побудительного наклонения в вышеприведенном примере. Побудительные конструкции имеют в этом случае значение легкой осуществимости, ничем не ограниченной возможности, полной свободы осуществления и выступают в качестве условных. Анализируемое высказывание, таким образом, должно восприниматься следующим образом: «Освещения там нет, можно делать чтохошь. Если бы кто-то (в соответствии с контекстом – террористы) захотел, он мог бы сделать так: например отвинтил бы гайки на рельсах и под стык закрепил бы РГД.
К колечку прекрепил бы верёвочку и через кустики протянул бы через дорогу. Скоростной сам выдернул бы чеку».
Интенция автора данного текста заключается в обращении внимания адресата на легкую, ничем не ограниченную возможность совершения действий и, в соответствии с пропозицией текста, представляет собой не призыв к экстремистским действиям, а критику деятельности представителей силовых и властных структур, не учитывающих, по его мнению, эту и подобные возможности совершения террористических актов.
В экспертной практике также нередки случаи, когда высказывания, не имеющие в своей структуре грамматически выраженных форм повелительного наклонения, могут содержать побудительную модальность и квалифицироваться как призывы (см., например, работу: Е. Кара-Мурза «В помощь редакторам: эксперты-лингвисты о предвыборной информации и агитации»). В связи с этим представляется целесообразным подходить к интерпретации императивного высказывания не столько с точки зрения грамматики, сколько с прагматических позиций, с позиций теории речевых актов. Говорящий, например, может, не используя грамматических повелительных конструкций, организовать текст (целью которого является каузация действий адресата) в виде определенной программы действий, иллокутивная сила которой в несколько раз превосходит открыто выраженный призыв. Такие призывы лингвисты называют скрытыми.
«Скрытым призывом является информация, подстрекающая к каким-либо действиям, целенаправленно формирующая у адресата желание действовать или чувство необходимости действий. Скрытый призыв нередко дает развернутую программу действий, к которым осуществляется подстрекательство, т. е. автор (в скрытой или явной форме) программирует поведение адресата речи, нередко используя методы речевого манипулирования сознанием, воздействия на психику, подсознание читателя или слушателя» [Араева, Осадчий, 2006, с 45].
К текстам-манипуляторам относятся тексты, в которых наиболее значимо суггестивное использование языка. Подобные тексты характеризуются намеренно созданной двусмысленностью, представляют информацию путем намеков, нужных ассоциаций, аргументаций и т.п., содержат синтаксические структуры с нетипичным для них денотативным значением (вопросы в значении утверждения, побудительные конструкции в значении оценки, вопросно-ответные конструкции и т.п.). В этом случае задача эксперта – выявить подлинные коммуникативные намерения автора текста и разоблачить речевую манипуляцию.
Для иллюстрации скрытого призыва приведу пример использования риторического вопроса в роли побудительной конструкции во врезке к публикации политического доклада: «Как мы допустили, что богатства России разворовывает шайка бесстыдных жуликов, народ вымирает, а политическую власть в стане захватила еврейская мафия, состоящая из злобных русоненавистников и врагов нашей Родины?..». Риторические вопросы в различных речевых актах могут иметь широкий спектр имплицитных значений, в том числе и значение осуждения, и значение побуждения, как в вышеприведенном высказывании. Риторический вопрос, по меткому замечанию И.Б. Шатуновского, – «это почти всегда удар, выпад или, по крайней мере, укол в адрес собеседника» [Шатуновский, 2004, с. 28]. Но часто именно наличие в риторическом вопросе осуждающего значения делает его формой речевой агрессии. Значение осуждения заложено в первой части вопроса: «Как мыдопустили…?». Автор и себя объединяет с адресатом высказывания, и на себя берет вину за случившееся (что является мощным средством воздействия на адресата) и на всем протяжении доклада разворачивает программу действий исправления создавшегося положения. В состав семантического комплекса данного риторического вопроса входит и побуждение.
Это логически следует из наличия компонента осуждения, поскольку осуждение бездействия (или недостаточного, неэффективного действия) провоцирует побуждение совершать какие-то действия, чтобы изменить ситуацию.
Далее в тексте политического доклада разворачивается программа действий, направленная против «засилья еврейской мафии». Необходимость действий, предлагаемых в своей программе, автор обосновывает, рисуя трагическое положение России и запугивая слушателей (читателей) последствиями неисполнения этих действий. Данный текст изобилует имплицитно выраженными (скрытыми) призывами в виде развернутой программы действий по борьбе с «еврейским засильем», к которой осуществляется подстрекательство.
Автор, таким образом, не используя классических грамматических побудительных конструкций, каузирует действия адресата, программируя его поведение, что зачастую является более эффективным способом побуждения, чем прямо выраженные призывы.
При реализации агрессивных речевых стратегий и создании текстов-манипуляторов императивной направленности довольно часто используются побудительные конструкции с перформативными глаголами (от лат. performo – действую). Не останавливаясь подробно на анализе побудительных конструкций с перформативными глаголами, отметим только, что большинство высказываний, относимых лингвистами как к прямым, так и к скрытым призывам, содержат перформативные глаголы, принадлежащие, согласно классификации Ю.Д. Апресяна [Апресян, 1986], к следующим категориям: просьбы (заклинать, молить, просить, умолять, ходатайствовать); предложения и совета (вызывать, звать (к себе), приглашать, призывать (к порядку), рекомендовать, советовать, предлагать); предупреждения, предсказания (предупреждать, предсказывать, предостерегать, предрекать, предвещать); требования, приказа (наказывать, настаивать, поручать, приказывать, требовать, предлагать (явиться), ставить условие).
Современные исследования, посвященные вопросу побуждения, знаменательны тем, что в фокусе внимания экспертов-лингвистов оказались экстралингвистические факторы, влияющие на языковое выражение, и возникло новое понимание побуждения как особого типа речевого акта, требующего его рассмотрения и с прагматической точки зрения, что, в соответствии с мнением Дж. Юла [Yule, G., 1993, 1996], предполагает необходимость исследования текста в четырех аспектах: намерения говорящего, контекстного значения высказывания, понимания невыраженного и объема общих знаний.
Так, приказ, команду, запрещение, предписание и некоторые другие исследователи относят к жанрам с наиболее высокой степенью категоричности, определяя их как прескрептивные, комбинируя в них облигаторность (обязательность) действия и приоритетность говорящего. Просьбу, мольбу, приглашение и аналогичные относят к реквес- тивам и характеризуют как необлигаторные и бенефиктивные (от лат. beneficium – благодеяние) для говорящего. К суггестивным речевым актам относятся совет, предложение, предупреждение и некоторые другие, обладающие необлигаторностью и бенефиктив- ностью для адресата (см., напр.: Бирюлин, 1985; Беляева, 1992; Храковский, 1992).
Таким образом, суть императивного высказывания в лингвистической экспертизе необходимо рассматривать сквозь призму «поверхностной и глубинной семантики» (термины А.В. Бондарко). Поверхностную семантику несложно определить посредством метода лексико-грамматического анализа, установлением тех формально-грамматических средств и выявлением значений, при помощи которых строится та или иная побудительная конструкция.
Глубинная же семантика может быть выявлена только при комплексном анализе, с учетом как грамматических, так и прагматических возможностей речевой реализации побуждения к действиям.
Липская Лариса Петровна,
эксперт ГУ Краснодарская лаборатория судебной экспертизы Министерства юстиции Российской Федерации, доцент кафедры теории и практики перевода Кубанского государственного университета, кандидат филологических наук
Литература:
- 1. Апресян Ю.Д. Перформативы в грамматике и словаре // Изв. АН СССР.Сер. лит. и яз. Т.45, № 3. 1986.
- 2. Араева Л.А., Осадчий М.А. Судебно-лингвистическая экспертиза по криминальным проявлениям экстремизма // «Уголовный процесс», № 4 (апрель) 2006. С. 45-56.
- 3. Беляева Е.И. Грамматика и прагматика побуждения: английский язык. Воронеж, 1992.
- 4. Бирюлин Л.А. Императивы в акте речи // Лингвистические исследования. Грамматические категории в разносистемных языках. М., 1985. С. 28-36.
- 5. Бондарко А.В. Лингвистика текста в системе функциональной грамматики // Текст. Структура и семантика. Т. 1, М., 2001. С. 4-13.
- 6. Кара-Мурза Е. «В помощь редакторам: эксперты-лингвисты о предвыборной информации и агитации» ).
- 7. Краткая русская грамматика. Под ред. Н.Ю.Шведовой и В.В. Лопатина. М., 1989.
- 8. Храковский В.С. Типология императивных конструкций. СПб., 1992.
- 9. Шатуновский И.Б. Риторические вопросы как форма агрессивного речевого поведения // Агрессия в языке и речи. Сборник статей. РГГУ, Институт лингвистики, М. 2004.
- 10. Yule, G. Pragmatics, 1963. Yule, G. Pragmatics. Oxford UP, 1996.
Читайте далее:
