на отсутствие эффективного расследования
В соответствии со статьей 13 Конвенции каждый, чьи права и свободы, признанные в настоящей Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве.
В жалобах на отсутствие эффективного расследования, как правило, речь идет об отказе в проведении судебной экспертизы при разбирательстве уголовного дела или об отказе в назначении повторной судебной экспертизы по ходатайству стороны защиты. Эти вопросы нашли свое разрешение в ряде решений Европейского Суда.
В производстве по жалобе Огнянова и Чобан против Болгарии о непроведении властями эффективного расследования по факту гибели подозреваемого, содержавшегося под стражей, Европейский Суд поставил под сомнение выводы судебно-медицинской экспертизы относительно того, что все обнаруженные у погибшего г-на Стефанова телесные повреждения явились результатом исключительно его падения из окна, притом что власти не исследовали другие версии возможного происхождения этих телесных повреждений. В своем Постановлении Суд отметил следующее: «Европейский Суд счел маловероятным то обстоятельство, что все телесные повреждения г-на Стефанова, которые имелись на его туловище, конечностях и голове, могли быть результатом исключительно его падения из окна. Более того, телесные повреждения не были надлежащим образом отражены в заключениях судебно-медицинской экспертизы. Коротко говоря, государство-ответчик не представило убедительных объяснений по поводу происхождения телесных повреждений, причиненных г-ну Стефанову, которые свидетельствовали о бесчеловечном с ним обращении».
Вопросы нарушения Конвенции в отношении непроведения органами государства-ответчика эффективного расследования обстоятельств лишения жизни и связанные с этим нарушением вопросы судебной экспертизы рассмотрены в деле «Кайя (Кауа) против Турции».
Заявитель, г-н Мехмет Кайя, родившийся в 1949 г., гражданин Турции. Во время событий, положивших начало настоящему делу, он проживал в деревне Долунэ в юго-восточной части Турции. Его брат, г-н Абдулменаф Кайя, был убит 25 марта 1993 г. в окрестностях Долунэ при обстоятельствах, вызывающих весьма серьезные сомнения и которые положили начало рассмотрению дела в органах Конвенции.
Заявитель и Правительство Турции представили различные объяснения обстоятельств лишения жизни г-на Абдулменафа Кайя. Заявитель утверждает, что г-н Абдулменаф Кайя был безоружен, когда солдаты сил безопасности Турции застрелили его, а затем подложили к его телу автомат Калашникова. Правительство заявило, что в тот день солдаты подверглись обстрелу со стороны членов Рабочей партии Курдистана (РПК), начали отстреливаться, и после боя на месте происшествия было обнаружено тело убитого Абдулменафа Кайя, рядом с которым находился автомат.
В тот же день врач и государственный прокурор округа вылетели на место событий на вертолете. После проведения на месте происшествия внешней экспертизы тела убитого Абдулменафа Кайя врач составил заключение, что причиной смерти стала сердечно-сосудистая недостаточность, которая была вызвана ранами, полученными от огнестрельного оружия. Врач считал, что в проведении судебно-медицинского вскрытия не было необходимости; в этих условиях оно было практически невозможным.
20 июля 1993 г. материалы дела были переданы государственному прокурору Суда государственной безопасности провинции Диярбакыр. Вероятно, дело все еще ожидает рассмотрения в этом Суде.
В жалобе, поданной в Комиссию по правам человека 23 сентября 1993 г., заявитель утверждает, что его брат был убит сотрудниками сил безопасности, и не было проведено должное расследование обстоятельств его гибели, и, соответственно, были нарушены статьи 2, 3, 6, 13 и 14 Конвенции. Заявление было признано приемлемым 20 февраля 1995 г.
Заявитель утверждает, что фактически не было проведено никакого официального расследования лишения жизни г-на Абдулменафа Кайя. В данных, полученных в результате судебно-медицинской экспертизы, проведенной на месте событий, не зарегистрировано таких важных сведений, как характер пулевых ранений на теле погибшего, их размеры и количество. Неполный и поверхностный характер экспертизы подтверждается отсутствием каких-либо сведений о наличии или отсутствии следов пороха на руках или одежде погибшего или каких-либо данных о расстоянии, с которого были сделаны выстрелы, повлекшие смерть. Не удалось обнаружить фотографий тела убитого, которые были предположительно сделаны, и, по-видимому, нет никаких сведений о том, где они хранятся. Решение о передаче тела убитого жителям деревни сразу же после проведения судебно-медицинской экспертизы на месте происшествия сделало невозможным проведение каких-либо дополнительных медицинских или патологоанатомических исследований тела убитого или его одежды.
Более того, прокурор не провел детального расследования на месте происшествия. Не было предпринято никаких попыток проверить оружие, которое предположительно принадлежало убитому, на наличие на нем отпечатков пальцев или сохранить пули, находящиеся в теле, для дальнейшего анализа. У солдат не было взято никаких показаний ни после инцидента на месте происшествия, ни впоследствии, хотя никто из военных свидетелей, которые подписали отчет о происшествии или которых опросили представители Комиссии, не смог подтвердить, что они действительно видели, как г-н Абдулменаф Кайя был убит во время предполагаемого нападения. У прокурора не было никаких сомнений, что пострадавший являлся террористом, убитым в этой стычке. Эта убежденность предопределила его отношение к последующему расследованию, фактически исключив возможность рассмотрения любого альтернативного варианта причины его смерти.
Можно сделать только один вывод: расследование было поверхностным и неполным, что свидетельствует о пренебрежении обязательством защитить право на жизнь в нарушение статьи 2 Конвенции.
Правительство заявило, что при сложившихся обстоятельствах расследование с полным основанием могло быть сведено к минимуму. Было очевидно, что г-н Абдулменаф Кайя погиб в стычке с сотрудниками сил безопасности. Во время перестрелки он был вооружен и был застрелен, когда пытался убить других. Несмотря на явную опасность, которой подвергались прокурор и доктор Догру, они мужественно провели осмотр тела и судебно-медицинскую экспертизу на месте. Было дано заключение, подготовлено свидетельство о смерти, и тело убитого, которое еще не было опознано, передали жителям деревни. Позднее были предприняты официальные попытки опознать тело, и государственный обвинитель передал документы в Суд государственной безопасности для проведения дальнейшего расследования. Этот Суд, в свою очередь, передал документы в Административный совет округа.
Правительство утверждает, что, учитывая очевидность обстоятельств дела в свете статьи 2 Конвенции, от властей нельзя было требовать большего.
Комиссия считает, что обстоятельства смерти г-на Абдулменафа Кайя остаются неясными и как таковые требовали проведения тщательного расследования, особенно потому, что оставался без ответа целый ряд важных вопросов, вызывающих сомнения, действительно ли г-н Абдулменаф Кайя являлся террористом, который был убит в вооруженном столкновении с силами безопасности. Однако расследование было весьма неполным в том, что касалось проведения внешнего осмотра, судебно-медицинской экспертизы тела убитого и места происшествия, а также мер, которые были позже приняты прокурором г-ном Екремом Илдисом. Прокурор исходил из предположения, что убитый был террористом, не подвергая сомнению подлинность фактов в отчете, представленном представителями сил безопасности. Государственный обвинитель при Суде государственной безопасности также не счел необходимым проверить, имелись ли какие-либо основания для утверждений, сделанных г-ном Хикметом Аксоем 17 июня 1994 г.
По этим основаниям Комиссия сделала вывод, что расследование имеет такие пробелы, что нарушение обязательства защищать право на жизнь очевидно вопреки требованиям статьи 2 Конвенции.
Суд напоминает, что общий правовой запрет произвольного лишения жизни государством, предусмотренный в статье 2 Конвенции, был бы на практике неэффективным, если бы не существовало процедуры контроля законности применения государственными властями силовых методов, способных причинить смерть. Обязательство защищать право на жизнь, согласно статье 2, вместе с общей обязанностью государств по статье 1 Конвенции обеспечить “каждому человеку, находящемуся под их юрисдикцией, права и свободы, определенные в разделе 1 настоящей Конвенции”, предполагают наличие действенной формы официального расследования в том случае, когда лица лишаются жизни в результате применения силы, в частности, представителями государства.
Суд отмечает, что в процессуальном плане защита права на жизнь, в соответствии со статьей 2 Конвенции, включает обязанность властей отчитаться, почему было применено смертоносное оружие; это требует независимого и публичного расследования, чтобы определить, было ли применение силы оправданным в данных конкретных обстоятельствах.
Суд напоминает об утверждении Правительства, что настоящее дело представляет собой не вызывающий сомнений случай законного лишения жизни г-на Абдулменафа Кайя сотрудниками сил безопасности, и поэтому от властей требовалось соблюдение минимальных формальностей. Суд не может согласиться с таким утверждением, поскольку в официальном отчете о происшедших событиях отсутствовали подкрепляющие доказательства. Кроме того, Суд считает, что и минимальные формальности, на которые полагалось Правительство, имеют серьезные пробелы, если даже предположить, как это делает Правительство, что налицо простой и оправданный случай лишения жизни силами безопасности.
У Суда вызывает удивление, в частности, тот факт, что прокурор, по-видимому, не сомневался в том, что убитый был террористом, который погиб при перестрелке с сотрудниками сил безопасности. Он не взял показаний у сотрудников сил безопасности на месте происшествия и не попытался проверить наличие стреляных гильз, которые должны были свидетельствовать об ожесточенной перестрелке, которую предположительно вели обе стороны. Поскольку он являлся независимым официальным лицом, проводящим расследование, ему следовало бы уделить больше внимания сбору доказательств на месте с тем, чтобы воспроизвести события и удостовериться, что убитый, несмотря на то, что он был одет как обычный крестьянин, являлся в действительности террористом, как это утверждается. Ничто не говорит о том, что он усомнился в версии событий, представленной сотрудниками сил безопасности.
Его готовность безоговорочно поверить в информацию, предоставленную сотрудниками сил безопасности, возможно, также объясняет, почему не было проверено наличие следов пороха на руках или одежде убитого или почему не было проведено дактилоскопическое исследование оружия. В любом случае эти просчеты должны считаться чрезвычайно серьезными в связи с тем, что тело убитого было позднее передано жителям деревни, что сделало невозможным проведение каких-либо дополнительных исследований, включая анализ пуль, находившихся в теле. Единственными вещественными доказательствами, взятыми с места событий для дальнейшего расследования, были оружие и боеприпасы, предположительно использованные г-ном Абдулменафом Кайя. Хотя это и важное следственное действие, нельзя не отметить, что прокурор принял решение, не получив результатов баллистической экспертизы.
Данные судебно-медицинской экспертизы являются единственным документом, свидетельствующим о характере пулевых ранений, нанесенных убитому, их тяжести и расположении. Суд разделяет опасения Комиссии относительно неполноты этого документа по некоторым важным аспектам, в частности, отсутствие каких-либо данных о фактическом числе пуль, которые поразили убитого, и о какой-либо приблизительной оценке расстояния, с которого были сделаны выстрелы. Поскольку слишком много важных вопросов осталось без ответа, нельзя считать, что поверхностный характер проведенной экспертизы или другие данные, содержащиеся в отчете, могли бы послужить основой для последующего расследования или удовлетворить хотя бы минимальным требованиям расследования, не вызывающего сомнений в законности происшедшего.
Суд признает, что осмотр тела убитого и судебно-медицинская экспертиза проводились на территории, где активно действовали террористы, что, вероятно, сделало чрезвычайно трудным соблюдение стандартных процедур. Доктор Догру отметил это в своем отчете. Поэтому удивительно, что ни врач, ни прокурор не потребовали, чтобы тело убитого было доставлено вертолетом в более безопасное место с тем, чтобы дать возможность провести более тщательное обследование тела убитого, его одежды и пулевых ранений.
И позже прокурор не принял никаких конкретных мер по расследованию смерти г-на Абдулменафа Кайя: он не проверил, например, являлся ли убитый активным членом РПК, не опросил жителей, живущих в окрестностях Долунэ, слышали ли они выстрелы в тот день, не вызвал к себе для дачи показаний представителей сил безопасности, принимавших участие в этом столкновении. Его твердая, без тени сомнения уверенность в том, что убитый был террористом, погибшим в вооруженном столкновении с сотрудниками сил безопасности, не была подтверждена другими показаниями; принятое им малообоснованное решение фактически исключило виновность сотрудников сил безопасности в случившемся, включая превышение необходимых пределов применения вооруженной силы против предполагаемого вооруженного нападения. Следует также отметить, что государственный обвинитель при Суде государственной безопасности не потребовал проверить заявление, сделанное г-ном Хикметом Аксоем 17 июня 1994 г. Он, например, не проверил реестр заключенных, находившихся в жандармерии Лиса, чтобы выяснить, находился ли там 25 марта 1993 г. или до или после этой даты г-н Аксой, как это утверждается.
Суд отмечает, что лишение жизни является трагедией, которая часто случается в ситуации, сложившейся в юго-восточной части Турции. Однако ни большое число вооруженных столкновений, ни значительное количество несчастных случаев не могут заставить отказаться от предусмотренной статьей 2 обязанности обеспечить проведение действенного и независимого расследования причин и обстоятельств случаев лишения жизни в результате столкновения с сотрудниками сил безопасности, особенно таких случаев, как настоящий, когда обстоятельства дела являются во многих отношениях неясными.
Принимая во внимание вышеуказанные соображения, Суд, так же как и Комиссия, пришел к заключению, что государственные власти не провели надлежащего расследования обстоятельств лишения жизни г-на Абдулменафа Кайя. Следовательно, в этом отношении статья 2 Конвенции была нарушена.
Суд в своем Решении неоднократно касался серьезных недостатков внешнего осмотра и судебно-медицинской экспертизы, проведенных на месте происшествия, и того факта, что власти, проводившие расследование, не рассмотрели достаточно внимательно возможные версии, которые могли бы пролить свет на обстоятельства гибели г-на Абдулменафа Кайя. С учетом этого следует сделать вывод, что в нарушение статьи 13 Конвенции заявитель и ближайшие родственники были лишены эффективных средств защиты против властей в том, что касается смерти г-на Абдулменафа Кайя, и тем самым доступа к средствам защиты, которыми они могли бы воспользоваться, в частности, с целью получения возмещения, следовательно, нарушение статьи 13 Конвенции имело место.
В деле «Хашиев (Кhashiyev) и Акаева (Akayeva) против Российской Федерации» Европейский Суд также высказал несколько принципиальных положений относительно судебных экспертиз.
Заявители утверждали, что в феврале 2000 г. в Чечне российские военнослужащие пытали и убили их родственников. Они жаловались также, что расследование по фактам смертей было неэффективным. При этом заявители ссылались на статьи 2, 3 и 13 Конвенции.
Первый заявитель утверждал, что тела его родственников имели следы многочисленных ножевых и огнестрельных ранений, кровоподтеки, а также имелись переломы нескольких костей. В частности, на теле Лидии Хашиевой было 19 колотых ран, а ее руки и ноги были сломаны, зубы выбиты. На теле Анзора Таймесханова имелось множество колотых и огнестрельных ран, а его челюсть была сломана.
28 января 2000 г. вторая заявительница приехала в село Вознесенское и увидела тела своего брата и родственников первого заявителя. Она видела многочисленные огнестрельные и колотые раны, следы побоев и пыток на теле своего брата и на других телах. В частности, она утверждает, что на теле ее брата имелось семь огнестрельных ранений в области черепа, сердца и живота. На левой стороне лица был кровоподтек; была сломана ключица.
Оба заявителя утверждают, что в тот момент они не связывались с врачом и не делали фотографий тел, поскольку находились в состоянии шока, вызванном насильственной смертью их родственников.
Первый заявитель сообщил, что тело Хамида Хашиева было обезображено, половина его черепа раздавлена, несколько пальцев были отрезаны. Тело Ризвана Таймесханова было сильно изувечено многочисленными огнестрельными ранениями.
10 февраля 2000 г. по просьбе первого заявителя сотрудники Назрановского отдела внутренних дел провели судебно-медицинскую экспертизу трех тел и отметили многочисленные повреждения на голове, теле и конечностях. Экспертиза проводилась в Малгобекском городском морге. Эксперты не снимали одежду с тел, так как те были заморожены.
Следствие приостанавливалось и возобновлялось несколько раз. Последний документ в материалах, предоставленных властями Российской Федерации, был датирован 22 января 2003 г. В нем помощник прокурора Чеченской Республики продлевал срок следствия до 27 февраля 2003 г. Следователи прокуратуры г. Грозного придерживались версии, изначально предложенной заявителями и всеми свидетелями, показания которых были представлены в Европейский Суд; в соответствии с данной версией убийства были совершены неизвестным воинским подразделением. Следствием не было установлено, какое именно подразделение было ответственно за эти преступления; также не было предъявлено ни одного обвинения.
Первый заявитель и его сестра рассказали также об их возвращении в г. Грозный 10 февраля 2000 г. Они сообщили, что снова встретили человека, сказавшего им, что солдаты вели их родственников к гаражам. Они пошли в указанном направлении и нашли три тела с тяжелыми ранениями головы, примерзших к земле. Первый заявитель сфотографировал тела на том месте, где они лежали, и ушел за машиной. В тот же день они перевезли тела в Ингушетию, где те были похоронены на следующий день. Первый заявитель и его сестра сообщили также, что подобрали автоматные обоймы во дворе дома 107 на Нефтяной улице, которые все еще хранились у них.
Осмотр тел Хамида Хашиева и Ризвана Таймесханова был проведен следователем прокуратуры г. Малгобека в городском морге 10 февраля 2000 г. Тела были замерзшими, осмотр проходил без снятия одежды. 14 февраля 2000 г. судебно-медицинский эксперт, основываясь на предоставленных следователем описаниях и не осматривая тела, подготовил два заключения. В заключениях указывалось, что на теле Хашиева имелось восемь огнестрельных ранений, и смерть наступила в результате выстрела в голову. На теле Таймесханова имелось восемь огнестрельных ранений, его смерть, предположительно, также наступила в результате многочисленных выстрелов в голову и тело.
7 и 8 мая 2000 г. прокуратура г. Малгобека составила отчет и сфотографировала другие доказательства по делу (удостоверения личности убитых, фотографии тел, сделанные первым заявителем, одежду Ризвана Таймесханова и Хамида Хашиева).
Заявители дополнительно предоставили ряд документов, относящихся к обстоятельствам совершения убийств и обнаружения тел погибших: заключение Кристофера Марка Милроя (Christopher Mark Milroy), практикующего врача, профессора по судебной медицине в Шеффилдском Университете (the University of Sheffield) и патолога-консультанта Министерства внутренних дел Великобритании. Заключение было подготовлено на основе показаний заявителей относительно обстоятельств смерти их родственников и восьми цветных фотографий, сделанных первым заявителем, когда были найдены тела Хамида Хашиева, Ризвана Таймесханова и Магомеда Гойгова.
Эксперт сделал вывод, что “на фотографиях видны повреждения, соответствующие калибру пуль, выстреленных из скорострельного нарезного оружия… Скорострельное нарезное оружие может причинить значительные повреждения. Люди, малознакомые с повреждениями, причиненными таким оружием, могут ошибиться при установлении причины повреждений, нанесенных данных оружием”. Далее он перечислил ряд процессуальных мер, обычно принимаемых при осмотре тела человека, погибшего при подозрительных обстоятельствах. По мнению эксперта, они должны включать рентген-обследование тела для обнаружения и извлечения пуль и подробную фотосъемку об обследовании внешних повреждений, “так как форма повреждений может указать на то, были ли жертвы расстреляны с близкого расстояния или их пытали”.
Власти Российской Федерации просили Европейский Суд объявить жалобы неприемлемыми, так как заявители не исчерпали доступные им внутригосударственные средства правовой защиты. Они утверждали, что компетентные органы проводили и продолжают проводить, в соответствии с национальным законодательством, расследование по фактам смерти гражданских лиц и причинения им телесных повреждений, а также уничтожения собственности в Чечне.
Заявители утверждали, что только уголовное судопроизводство могло предоставить им надлежащие эффективные средства правовой защиты и что в ходе уголовного процесса им, как потерпевшим от преступлений, могла быть присуждена компенсация. Заявители поставили под вопрос эффективность расследования, проведенного по их делу.
Что касается уголовно-правовых средств правовой защиты, Европейский Суд заметил, что заявители подали заявление об убийствах их родственников в государственные органы на довольно ранней стадии. 10 февраля 2000 г. первый заявитель обратился в ОВД г. Малгобека с просьбой провести экспертизу тел его брата и племянника и возбудить уголовное дело. Вторая заявительница обратилась в Малгобекский районный суд, который 7 февраля 2000 г. установил факт смерти ее брата от огнестрельных ранений. В июле 2000 г. вторая заявительница написала письмо прокурору с просьбой провести расследование по факту смерти ее брата. По их жалобам, хотя и после некоторой паузы, было начато следствие, которое продолжалось три с половиной года. Не было предъявлено ни одного обвинения. Заявители утверждали, что расследование было неэффективным и что их должным образом не информировали о ходе расследования, чтобы они могли участвовать в нем или обжаловать его результаты. Власти Российской Федерации утверждали, что компетентные органы проводили и продолжали проводить расследование по уголовному делу в соответствии с национальным законодательством.
Европейский Суд счел, что предварительное возражение властей Российской Федерации в этой части поднимает вопрос, касающийся эффективности уголовного расследования, в ходе которого не были установлены факты и лица, виновные в совершении убийств родственников заявителей, а данный вопрос тесно связан с вопросами по существу жалоб заявителей. Таким образом, Европейский Суд установил, что эти вопросы следует рассмотреть в свете соответствующих положений Конвенции, на нарушение которых жаловались заявители. Учитывая все вышесказанное, Европейский Суд счел необязательным решать вопрос о том, действительно ли существовала практика нерасследования преступлений, совершенных сотрудниками милиции или военнослужащими, о которой упоминали заявители.
Заявители утверждают, что было установлено вне разумных оснований для сомнений, что их родственники были умышленно убиты федеральными военнослужащими. Они утверждали, что имелись достаточно достоверные, четкие и непротиворечивые доказательства, удовлетворяющие установленным стандартам доказывания.
В частности, они сослались на доказательства того, что очевидцы видели, как родственники заявителей были задержаны военнослужащими федеральных сил 19 января 2000 г., и что их тела были позже обнаружены с огнестрельными ранениями и следами избиения. Они утверждали также, что имелись неопровержимые и подавляющие доказательства для вывода о том, что в начале 2000 г. в Грозном были широко распространены пытки и внесудебные убийства, совершавшиеся военнослужащими. Они указали на решения национальных судов, в соответствии с которыми был удовлетворен иск первого заявителя о возмещении вреда, предъявленный к государству на основании того, что его родственники были убиты неустановленными военнослужащими.
Заявители утверждали также, что власти Российской Федерации не провели независимое, эффективное и подробное расследование по фактам смерти их родственников. С самого начала расследование по фактам убийств было неадекватным и неполным и не могло считаться эффективным. Они назвали некоторые недостатки следствия и отметили, что вторая заявительница была признана потерпевшей только в марте 2003 г., и поэтому она не могла участвовать в процессе. Они заметили, что судебно-медицинские экспертизы не были проведены должным образом, что у родственников не взяли доказательства, имевшие отношение к делу, что не были допрошены другие свидетели и выжившие лица, и утверждали, что было сделано недостаточно для того, чтобы установить преступников среди военнослужащих.
В совокупности с общей обязанностью государств, возложенной на них статьей 1 Конвенции, “обеспечивать каждому находящемуся под их юрисдикцией права и свободы, определенные в настоящей Конвенции”, обязанность защищать гарантированное статьей 2 право на жизнь подразумевает, что в случае, когда применение силы повлекло причинение смерти, должно быть проведено эффективное официальное расследование (см., mutatis mutandis, дело “МакКанн и другие против Соединенного Королевства”, р. 49, § 161; Постановление Европейского Суда от 19 февраля 1998 г. по делу “Кайа против Турции” (Кауа v. Turkey), Reports 1998-I, р. 329, § 105). Основными целями такого расследования является обеспечение эффективного исполнения законов, защищающих право на жизнь, и по делам, касающимся представителей государства или государственных органов.
В данном случае идет речь не об обязанности добиться результатов, а об обязанности использовать средства. Государственные органы должны были принять доступные им разумные меры для сбора доказательств по делу, включая, в частности, показания свидетелей, заключения судебно-медицинской экспертизы и, в соответствующих случаях, акты о вскрытии трупов, которые предоставили бы полное и точное описание причиненных потерпевшим повреждений, а также объективный анализ установленных клинических данных, в том числе причину смерти. Любой недостаток расследования, снижающий вероятность установления причины смерти или виновность лица, может привести к выводу о том, что оно не соответствует требуемому уровню эффективности.
В ходе расследования не назначалось и не проводилось вскрытие трупов. Описание тел Хамида Хашиева и Ризвана Таймесханова было подготовлено сотрудниками местного ОВД без удаления одежды с них. Это описание вместе с фотографиями тел, сделанными первым заявителем, послужили основой при составлении заключений судебно-медицинской экспертизы. Это описание, безусловно, может предоставить лишь ограниченную информацию, и Европейский Суд счел, что проведение более полной судебно-медицинской экспертизы со вскрытием трупа на более ранней стадии предоставило бы гораздо больше сведений об обстоятельствах смерти. Отсутствовали свидетельства того, что судебно-медицинская экспертиза проводилась в отношении тел Лидии Хашиевой, Анзора Таймесханова и Адлана Акаева, и, судя по всему, не были назначены ни эксгумация их тел, ни вскрытие.
Учитывая все вышесказанное, Европейский Суд счел, что государственные органы не смогли провести эффективное расследование обстоятельств смерти указанных лиц.
Заявители утверждали, что имелись неопровержимые доказательства для вывода о том, что их родственники перед смертью были подвергнуты пыткам. Они жаловались также, что государственные органы в нарушение своих обязанностей не провели расследование по достоверным показаниям о применении пыток. Они ссылались на статью 3, которая гласит:
«Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию».
Заявители утверждали, что было установлено при отсутствии разумных оснований для сомнений, что в обстоятельствах смерти их родственников имелись признаки нарушения статьи 3 Конвенции. Они ссылались на показания свидетелей, в соответствии с которыми тела были обезображены и имели многочисленные колотые и огнестрельные раны. Они утверждали также, что существовали неопровержимые доказательства того, что в начале 2000 г. в Грозном были широко распространены пытки и внесудебные казни со стороны военнослужащих.
Власти Российской Федерации не согласились с тем, что на телах родственников заявителей имелись какие-либо следы пыток. Они опирались на описание тел и заключения судебно-медицинских экспертов, упоминавших только об огнестрельных ранах на телах Хамида Хашиева и Ризвана Таймесханова.
Европейский Суд заметил, что факты, относившиеся к возможным пыткам родственников заявителей, не были в достаточной мере установлены. Свидетели утверждали, что на телах Лидии Хашиевой, Анзора Таймесханова и Адлана Акаева имелись следы пыток. Однако в то время заявители не обратились в государственные органы или к врачам и не сфотографировали тела, так как находились в состоянии шока и общего недоверия к государственным органам. В документах, в которых описывались тела Хамида Хашиева и Ризвана Таймесханова, упоминались только огнестрельные раны. В дополнительно представленном заявителями заключении патолога, подготовленном на основе фотографий и описания тел, также говорилось только об огнестрельных повреждениях, нанесенных из скорострельного нарезного оружия.
Следовательно, так как имеющиеся доказательства не позволяли Европейскому Суду признать при отсутствии разумных оснований для сомнений, что родственники заявителей были подвергнуты обращению, нарушающему статью 3 Конвенции, Европейский Суд счел, что этих доказательств было недостаточно для вывода о том, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в результате предполагаемых пыток.
В деле «Бати и другие против Турции» заявители жаловались на жестокое обращение с людьми, содержавшимися под стражей в полиции. Европейский Суд после изучения жалобы в контексте статьи 13 Конвенции установил, что в ходе расследования, проведенного властями в отношении сотрудников полиции, по заявлениям заявителей, некоторым обвиняемым, включая сотрудника, которого оправдали по обвинению в пытках, не была устроена очная ставка с заявителями. Заявители также ходатайствовали о проведении судебно-медицинской экспертизы с целью установить причины телесных повреждений, имевшихся у заявителей, но такая экспертиза не была назначена, что является не только недостатком расследования, но при определенных обстоятельствах может быть приравнено к «бесчеловечному и унижающему достоинство обращению».
Вопросы судебной экспертизы нашли отражение и в коммуницированной властям Украины жалобе жены покойного журналиста Гонгадзе, который был известен своими независимыми политическими взглядами и разоблачениями коррупции на Украине. Гонгадзе исчез в сентябре 2000 г. при неустановленных обстоятельствах. 8 ноября 2000 г. было найдено тело неопознанного человека без головы, и первая судебно-медицинская экспертиза заключила, что смерть этого человека совпадала по времени с исчезновением Гонгадзе. Несколько дней спустя некоторые родственники опознали найденное тело как тело пропавшего журналиста. Однако все документы, касающиеся первой судебно-медицинской экспертизы, были конфискованы властями, которые объявили, что вопреки заключениям экспертизы тело, которое было обнаружено, на самом деле в течение двух лет уже было погребено. На ходатайство заявительницы участвовать в производстве по делу в качестве гражданского истца и в опознании обнаруженного тела отвечали отказом в течение долгого времени. Когда была назначена повторная судебно-медицинская экспертиза тела, российские и американские специалисты, в ней участвовавшие, заключили: весьма вероятно, что найденное тело было телом исчезнувшего журналиста. Тем не менее, генеральный прокурор Украины объявил, что это заключение не могло быть подтверждено, так как имелись свидетели, которые видели журналиста живым после его исчезновения. Позднее было проведено еще несколько судебных экспертиз, в том числе в Германии.
В феврале 2001 г. Генеральная прокуратура Украины уведомила заявительницу о том, что на основе дополнительных доказательств власти признали: найденные останки принадлежат мужу. Заявительница подала жалобу на халатность при проведении расследования, но это заявление не было зарегистрировано и позже его не могли найти. В мае 2001 г. власти объявили о том, что муж заявительницы был, возможно, убит двумя наркоманами и что преступление поэтому не имело политической подоплеки.
Впоследствии три сотрудника МВД Украины, причастные к убийству Гонгадзе, были установлены и осуждены. Европейский Суд рассмотрел жалобу заявительницы, признал факты нарушений статей 2, 3, 13 Конвенции и присудил компенсацию в размере 100 000 евро.
Европейский Суд неоднократно указывал в своих решениях на то, что по делам о применении пыток и жестоком обращении с задержанными и арестованными в целях эффективного расследования следует незамедлительно проводить квалифицированную судебно-медицинскую экспертизу.
Как видно из приведенных выше примеров, при установлении фактов непроведения эффективного расследования судебным экспертизам уделяется самое серьезное внимание. Несвоевременное назначение экспертиз, нарушение прав участников уголовного судопроизводства при назначении и проведении экспертиз, отказы следственных органов и суда в проведении экспертиз по ходатайствам потерпевших наряду с другими обстоятельствами являются свидетельствами нарушения положений статьи 13 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
