Фото Tatyana Makeyeva / Reuters
Протестная активность людей в летнюю пору 2019 года — адресованное власти приглашение к диалогу, а не к схватке. Но так как власть готовности к диалогу не проявляет, ситуация может принять и иной оборот
В этом году на улицах столиц и остальных городов страны разворачивается некоторое взаимодействие людей и страны, штатского общества и власти. Именовать его диалогом пока недозволено. Наша власть способна реагировать на протесты, но не способна вступать в диалог с штатским обществом. От диалога она устраняется. Заместо себя для взаимодействия с обществом власть выставляет силовиков. Таковым образом, она обороняется.
Фронт-лайн страны в этих вариантах — обезличенные гвардейцы в латах. 2-ая линия — отделения правоохранительных органов. 3-я — суды. На данный момент, опосля уличных схваток, публичное внимание обращено на их. Суды, которые должны бы быть независящими и от публики, и от силовиков, делают при всем этом функцию, обратную той, которая обычно возлагается на этот соц институт. Практически суды врубились в систему карательных институций. Они взяли на себя в качестве главный функцию устрашения, — при этом устрашения не столько тех, кто попал в их объятья, сколько всех других.
К устрашению всех методом демонстративного наказания невиновных обычно обращаются, когда нет остальных средств. В этом случае это означает, что правительство не может допустить даже мысли о том, что для диалога с обществом есть такие университеты, как парламент, пресса, совершенно медиа, в конце концов, конкретные встречи фаворитов с общественностью.
Когда правительство в лице суда ведет себя неправосудно, а в лице правоохранителей права не охраняет, а нарушает, — оно перестает существовать для людей как авторитет. О авторитете можно гласить, когда люди следуют указаниям не из ужаса, а из почтения. Обычный режим функционирования страны основан на почтении людей к его учреждениям и установлениям. Когда у страны ресурс почтения по той либо другой причине исчезает, оно начинает добиваться повиновения и подчинения силой.
Насилием недозволено возвратить авторитет, но можно достигнуть подчинения. Протесты 2011-2012 года имели результатом рост полицейско-судебного насилия в ответ на ненасильственные деяния. Эффект наступил: ненасильственные протестные деяния сошли на нет. Штатское общество вроде бы самораспустилось, — но лишь на время.
Демонстрации и пикеты в связи с делом Голунова были мотивированы не только лишь состраданием к юному человеку, да и негодованием по поводу поведения страны.
С зимы 2011-2012 года штатское общество сделалось проявлять себя в те моменты, когда правительство действовало вопреки своим законам, тем отрицая себя. Когда правительство, призванное смотреть за соблюдением законов — к примеру, закона о выборах, — по воззрению людей, эти законы нарушает — тогда, откуда ни возьмись, возникает организующая людей сила: они тыщами и тыщами разом выходят на улицы.
А позже — с улиц уходят. Как бы все ворачивается на круги своя: того, что можно именовать институционализацией штатского общества и институционализацией штатского протестного движения, за последне десятилетие так и не вышло.
Дело Ивана Голунова начиналось как реакция огромного количества людей на еще одну звучную несправедливость, на вопиющую ситуацию, где все перевернуто ввысь ногами. В злодеянии обвинен очевидно и разумеется невинный, а поэтому правонарушителями оказываются сами обвиняющие. Демонстрации и пикеты в связи с делом Голунова были мотивированы не только лишь состраданием к юному человеку, да и в не наименьшей степени негодованием по поводу поведения страны.
Но правитель, добивающийся покорности наказаниями, постоянно рискует, что наказание в некий момент закончит действовать как средство принуждения и перевоплотится в возбудитель протеста. Дело Голунова сделалось предвестником и в некий мере катализатором последующих протестных движений этого лета, которые сначала оставались еще обычными: наиболее либо наименее масштабные демонстрации и шествия недовольных.
В самое крайнее время мы стали свидетелями возникновения новейшей формы презентации штатского общества — через сетевые проф общества. Такового рода деяния временами происходили и ранее: так докторы вступались при помощи открытых писем и пикетов в защиту собственных коллег, несправедливо арестованных и осужденных. Но это была конкретно проф солидарность. Докторы соображали, что сами могли бы оказаться на месте этих коллег. На данный момент ситуация совершенно иная: проф общества выступают в защиту не только лишь коллег, да и всех невинно арестованных.
Штатская активность проф сообществ — явление далековато не новое. В тех странах, где профсоюзы имеют большенный авторитет и многочисленны, она осуществлялась через профсоюзы. У нас профсоюзное движение развито очень слабо, зато в крайние годы появились бессчетные проф общества в вебе. В обыкновенной ситуации они занимаются обсуждением и решением собственных проф заморочек. В этих обществах обычно есть более авторитетные и активные участники, которых знают (лично либо лишь онлайн) тыщи остальных, прислушиваясь к их воззрению. Оказалось, что в острой ситуации такие общества могут реагировать и на политические действия, проявлять себя как штатская сила.
Но это происходит в той ситуации, когда власти, что именуется, «заходят за флажки», и происходящие действия начинают восприниматься как недопустимые и вопиющие. Конкретно такое сочетание готовых проф площадок и желания высказаться привело к тому, что в связи с делом Павла Устинова в течение всего нескольких дней обществу было явлено огромное количество открытых писем представителей различных профессий: учителей, книгоиздателей, священников, психологов, IT-специалистов и почти всех остальных.
Сотка священников, подписавших открытое письмо, просто могла быть предана репрессиям. Тем не наименее, ужас оказался слабее возмущения.
Для представителей одних профессий такое проявление штатской позиции, в общем, не весьма небезопасно. Но есть и те, кто до этого никогда не выступал в защиту пострадавших от произвола властей, так как их возможность оставаться в профессии, а означает и нормально жить, впрямую зависят от этих властей. До этого всего это учителя и священники. По собственной иерархической структуре и уровню дисциплины РПЦ во почти всем припоминает армию. Потому сотка священников, подписавших открытое письмо, просто могла быть предана репрессиям, включая утрату сана. Тем не наименее, ужас оказался слабее возмущения.
Когда в контексте политики вспоминают о учителях, нередко молвят о их участии в фальсификации выборов и в провластных митингах. Естественно, сиим занимались далековато не все, но довольно почти все. Учителя не в наименьшей степени, чем остальные бюджетники, находятся под твердым надзором со стороны начальства, караются любые их промахи, — не только лишь штатские и тем наиболее политические. Было много звучных случаев, когда учителей увольняли с работы за фото в ненадлежащем (по воззрению начальства) виде. И вот несколько тыщ учителей подписывают открытое письмо в поддержку невинно арестованных и осужденных. Для того требовалось большое мужество, в особенности если ты единственная во всей школе и даже во всем городке, поставившая подпись, и это обязательно увидит управление. Есть школы, — до этого всего известные, столичные, — где труднее не поставить подпись, чем поставить, поэтому что так сложилось в коллективе. Но большая часть подписантов сделали это в первый раз. Часто их не сообразили и осудили коллеги, а не только лишь начальство. Для этого требуется огромное мужество. И то, что таковых учителей тыщи, — очевидный индикатор, что власти перебежали некоторую границу, за которой даже приклнные граждане не могут больше такими оставаться.
До сего времени реакция властей на протесты была выстроена в одном ключе, различаясь только по одному параметру: в одних эпизодах насилия побольше, в остальных — гораздо меньше. Попыток диалога с штатским обществом предпринято не было. Видно, решиться на это просто некоторому. Тем временем общество генерирует все новейшие формы организации и новейшие формы штатского поведения. Формы подчеркнуто мирные, приглашающие к диалогу, а не схватке. Но так как ответы на их постоянно лишь силовые, — нет убежденности, что так будет постоянно.
редакция советует
Остановка сборочного потока. Почему власть не смогла высадить Павла Устинова
Источник
