Кинофильм «Змеиная яма» (1948 г.) снят по мотивам романа Мэри Джейн Уорд, описавшей собственный опыт исцеления в американской психиатрической поликлинике. Режиссер картины Анатоль Литвак (1902–1974) – эмигрант из СССР – был номинирован на Оскар за наилучшую режиссуру.
Вирджиния, основная героиня «Змеиной ямы», попадает в поликлинику с психозом. Для того, чтоб сделать контакт с пациенткой и заняться психоанализом, лечащий доктор назначает ей электросудорожную терапию (ЭСТ). Спустя четыре сеанса ЭСТ Вирджиния раскрывается для общения и доктор (опосля 5 месяцев, проведенных пациенткой в стационаре) наконец получает возможность побеседовать о том, что предшествовало ее госпитализации.
Отныне начинается психоаналитический детектив. Цель аналитика – осознать смысл симптоматики, для чего же он собирает сведения о биографических фактах. В феноменологии симптомов ему увлекателен лишь один нюанс – он отыскивает сокрытый под очевидными переживаниями 2-ой слой «безотчетных» мотивов. Когда Вирджиния пересказывает фабулу абсурда преследования («я что-то сделала и меня за это кто-то преследовал»), доктор разъясняет ей, что по сути она желала что-то запамятовать и отстраниться от тех, кто желал ей посодействовать.
Скрупулезный подход доктора не одобряется администрацией поликлиники. Для расшифровки симптоматики требуется время, но палаты переполнены, необходимо освобождать кровати, и к тому же в учреждении не хватает персонала. Чем резвее будет выписана Вирджиния, тем лучше. Доктор настаивает на том, что ослабление симптомов не может считаться аспектом излечения. Его детективная миссия обязана быть завершена, и он выпишет пациентку лишь опосля того, как выявит настоящие предпосылки заболевания, сокрытые в «безотчетном».
Для убыстрения процесса доктор назначает инъекцию «сыворотки правды». Сущность данной для нас процедуры, называвшейся наркосинтезом, в том, что анализанту вводилось психоактивное вещество (к примеру, метамфетамин), под действием которого человек становился наиболее разговорчивым. Числилось, что наркосинтез помогает докопаться до «подавленной памяти» и тем упростить психотерапию.
Био инструменты, показанные в кинофильме, а конкретно ЭСТ, наркосинтез и назначенная во время обострения гидротерапия, необходимы только как вспомогательные средства, а не как целительные способы. Единственный действенный целебный способ, исходя из убеждений доктора, – это поиск такового действия в прошедшем, которое можно привязать к идее вытеснения вины.
***
«Я желала выписаться и не желала», – объясняет Вирджиния свое состояние в поликлинике. Доктор поощряет такие признания, ведь они символизируют противоречивость мотиваций и понимание внутреннего конфликта.
Истоки конфликта, как выясняется по ходу развития сюжета, – в детской привязанности Вирджинии к папе. В мемуарах она воссоздает традиционную систему комплекса Электры. Мама в данной для нас системе занимает положение мощного соперника за любовь отца. Когда в семье возникает новейший ребенок, она учит Вирджинию: «Пора осознать, что ты не единственный ребенок», а отец переносит практически все свое внимание на супругу. Малая Вирджиния ревнует и злится на него. В порыве гнева она разламывает куколку, подаренную папой, и скоро он погибает. Глубоко в «безотчетном» Вирджинии укрепляется представление о вине в погибели отца.
«Мать не обожала меня как воспоминание о отце», – ведает Вирджиния. Этот момент занимает центральное пространство в композиции кинофильма. Конкретно в данной для нас сцене, подчеркнутой драматической музыкой и большими планами, происходит обретение правды. Аналитик спрашивает, от чего же погиб отец. Вирджиния гласит, что от уремии. «Эта болезнь развивается годами», – опосля этих слов доктора, как опосля инъекции жив воды, Вирджиния одномоментно выздоравливает.
Дело в том, что, если болезнь, от которой погиб отец, была приобретенной, поведение Вирджинии не могло стать предпосылкой его погибели. Она его не убивала, а означает, вытесненное в «безотчетное» чувство вины не имеет настоящих оснований.
Сходу же в момент понимания правды у Вирджинии изменяется восприятие мира вокруг нас. Сначала психотерапевтического сеанса она нянчит куколку, но в момент катарсиса лицезреет, что никакой куколки нет, заместо нее непонятный тряпичный комок. Совершенно не так давно Вирджиния поссорилась из-за данной для нас надуманной куколки с иной пациенткой, т. е. попала в болезненную, конфликтную ситуацию лишь из-за того, что смотрела на некоторый предмет под неправильным углом.
Совместно с моментальным выздоровлением приходит и разгадка иной потаенны. Оказывается, одна из медсестер плохо относилась к Вирджинии поэтому, что была потаенно влюблена в ее лечащего доктора. Увидев, с каким вниманием он подступает к исцелению данной для нас пациентки, медсестра приревновала. В котором-то смысле повторяется этот же самый комплекс Электры, лишь пространство отца занимает патерналистская фигура врача-аналитика.
***
В психотерапии, пример которой показан в «Змеиной яме», внутренний конфликт – понятие, совершенно адаптированное для легких манипуляций без уточнения смысла самого понятия. Внутренний конфликт – понятие, которое следует отнести к области метафизики, если, естественно, речь не идет о определенной модели в поведенческой психологии.
В науке о поведении конфликтом именуют ситуацию с 2-мя обратными влечениями. К примеру, ситуацию, когда у 1-го деяния есть два несопоставимых стимула (заслуга и наказание), либо ситуацию, когда у 2-ух различных действий один и этот же стимул. В такие моменты индивиду приходится принимать решение, оценив имеющуюся информацию, взвесив опасности и вероятные приобретения.
Если осознавать внутренний конфликт как ситуацию, заставляющую принимать решение, то, в общем-то, вся жизнь состоит из таковых конфликтных ситуаций. В этом смысле внутренний конфликт нереально «решить», «снять», «понять». Это нескончаемая данность. Природа принуждает ежеминутно принимать решения. Культура, т. е. людская надстройка над природой, устраняет от конфликтов 1-го типа и делает новейшие происшествия для конфликтных ситуаций другого типа.
Внутренний конфликт – неплохой пример нефальсифицируемой теории, которая дает универсально действующее разъяснение для полностью всех событий и из-за собственной всесильности неспособна давать конкретные прогнозы. Сформулировавший принцип фальсифицируемости Карл Поппер в качестве образца псевдонауки, не проходящей проверку сиим принципом, приводил конкретно психоанализ, что совершенно не умопомрачительно.
***
О «Змеиной яме» нередко вспоминают в связи с борьбой за деинституализацию психиатрии и введение наиболее человечных порядков в стационарах. Поликлиника в кинофильме показана как архаичный бедлам, в каком нескончаемо длительно, в полутюремных критериях живут злосчастные нездоровые люди. Тем удивительнее, что в таком учреждении практикуют психоанализ, предполагающий как минимум почтение к личности пациента.
Когда пациентке становится ужаснее, ее начинают переводить из одной палаты в другую, пока она не оказывается на низшем уровне, в самой нехороший палате, где содержатся нездоровые в томном, безвыходном состоянии. Это и есть «змеиная яма», средневековая темница, в какой никого даже не пробуют вылечивать. Если на нижнем уровне психиатрии продолжают существовать атавизмы допинелевской эры, когда безумца изолировали, практически отказываясь признавать его всеполноценным человечьим существом, то на высшем уровне, куда в конечном итоге ворачивается Вирджиния, с пациентом работает психотерапевт. Движение из худшей палаты поликлиники наверх, из «змеиной ямы», повторяет исторический прогресс психиатрии XIX в., а непосредственно переселение нездоровых людей из сумрачных казематов в комфортные ретриты, где с ними стали работать по принципам «моральной терапии» (см. Филиппов Д. С. Игры сознания. М.: АСТ, 2019).
Но ярче всего в кинофильме показано не состояние публичного здравоохранения США 1940-х гг., а триумфальное всевластие психоаналитической проницательности. В сцене с раскрытием настоящих обстоятельств заболевания Вирджинии доктор с помощью легкой метафоры с выключателем иллюстрирует смысл понимания, к которому пациент приходит в процессе психотерапии. Доктор выключает свет в кабинете, оставляя Вирджинию в мгле, а позже включает – познание одолевает тьму, основное – знать, где находится подходящая клавиша.
Фактически, исцеление, для облегчения которого применяется ЭСТ и наркосинтез, сводится к «исцелению разговором». Это термин из книжки И. Брейера и З. Фрейда «Исследования истерии» (1895 г.), в какой Брейер ведает о собственной пациентке Анне О. Термин она выдумала сама, при этом избрала британский, а не родной германский язык:
…ее даже под действием гипноза не постоянно просто было вынудить выговориться, для каков процедуры она подыскала два наименования, одно четкое и суровое – “talking cure” (исцеление разговором), а другое шуточное – “chimney-sweeping” (прочистка дымохода).
Конкретно этот способ Фрейд и презентовал мед обществу как новейший метод исцеления. Пациент в присутствии аналитика «прочищает дымоход», т. е. проговаривает фантазии, озвучивает «сны наяву», вытаскивает на свет заветные мемуары. Сюжет «Змеиной ямы» и пары 10-ов схожих кинофильмов тех лет держится на драматизации, т. е. инсценировке психотерапевтического рассказа анализанта.
***
Примечателен тот факт, что Вирджинии для излечения пригодилось освободиться от внутреннего гнета вида «нехороший матери». Мать в нарративе, который разворачивается с помощью психотерапевта, исполняет роль притаившегося бессмертного злодея. Мать мстит дочери, во-1-х, за то, что та смеет конкурировать с ней в поиске любви отца, во-2-х, за то, что та «уничтожила» отца. Без победы над «нехороший матерью» у Вирджинии не получится возвратиться к психологической норме и домашней гармонии.
Этот концепт – репрессивная «нехорошая мать», против которой анализант должен восстать во имя своей свободы – в той либо другой версии возникает в различных школах психодинамической психотерапии. В нем ощущается вдохновение борьбы за свободу и личный суверенитет. У аналитика, соответственно, функция лоцмана, подсказывающего путь к победе над деспотией.
Такие культурные артефакты, как кинофильм «Змеиная яма», принуждают усомниться в эмансипирующей силе психоанализа и различного рода психотерапевтических вариантов на тему «нехороший матери». «Змеиная яма» достаточно буквально иллюстрирует изредка обсуждаемый тезис – фрейдизм является ограниченной идеологией с колоссальным сексистским, мизогинным потенциалом.
Вирджиния – писатель, вот в чем неудача. Она отрешается от собственного настоящего дамского назначения и заместо выполнения функций супруги грезит о карьере и самореализации в литературе.
В 1940–50 гг. в Америке трудности дамы и семьи часто объяснялись тем, что дама образу жизни, подразумевающему ведение домашнего хозяйства, предпочитает образ жизни, нехарактерный ее полу.
«Поновой утверждались буржуазные ценности в том виде, который повеселил бы фундаменталистов 1920-х гг. Привязанность к домашней жизни, религиозность, благоприличие, согласие с системой во имя сохранности – в этом сущность 1950-х гг. … Все женились в 1950-е гг., во всяком случае, роль в соц акте сотворения и устроения семьи числилось наилучшим знаком здоровья и благополучия личности» [1].
Если признаком духовного здоровья являются гармонические дела с иными людьми, то счастливый брак – это высшее воплощение личной адаптированности. Незамужняя дама подозрительна, она либо криминально безнравственна, либо больна, и в любом случае не может считаться состоявшимся, зрелым человеком.
В книжке «Современные дамы: потерянный пол» (1947 г.), написанной южноамериканским социологом Фердинандом Ландбергом в соавторстве с психиатром Марыней Фарнхам, утверждается, что чувственная некомпетентность незамужних дам так небезопасна, что им необходимо законодательно запретить работать учителями в школах. Малыши психологически травмируются, когда их учит дама, неспособная быть ролевой моделью адекватного взрослого человека.
Можно еще вспомянуть знаменитого Бенджамина Спока, чья книжка о воспитании малышей была издана в 1946 г. Принято мыслить, что система Спока завлекла внимание и стала настолько пользующейся популярностью поэтому, что педиатр занес революционное предложение – разрешить детям созодать то, что они желают, не пытаясь втиснуть их в рамки твердой дисциплины. В этом не было ничего новейшего. Книжка Спока стала хитом благодаря созвучности с идеалистическим представлением о полностью одомашненной даме. В безупречной семье Спока дама обязана отдавать близким все без остатка. Работа, увлечения, соц активность мешают ей быть неплохой матерью.
В «Змеиной яме» сущность безумия главной героини в том, что она неспособна поддерживать устойчивые дела с мужиком. Как дело приближается к женитьбе, вспыхивает психоз. Плохо осознаваемая боязнь замужества мешает занять социально одобряемое положение супруги и мамы. Вирджиния практически удирает из-под венца, и это так ненормально, что ей приходится прятаться в психотическом бреду.
Заступникам программки одомашнивания дамы фрейдизм предоставил обеспеченный набор идейных инструментов и пропагандистских клише. Поздние 1940-е гг., время «сексапильной контрреволюции» [2], идеологически совпали с консерватизмом психотерапии, нацеленной на то, чтоб подстроить человека под требования status quo в обществе. Порождение викторианской культуры, психоанализ просто вписывался в «суррогатно викторианский» [3] культурный проект.
Концепт «нехороший матери» буквально соответствовал запросам любителей ограниченной нормы. Недостающий уровень материнской любви – комфортное разъяснение «аномального» выбора, который делает юная дама, доводя себя до «невроза» либо, как в случае с Вирджинией из «Змеиной ямы», до томного психологического расстройства. Взрослый человек, безотчетно ожидающий одобрения «нехороший матери», либо становится чрезвычайно принципиальным, либо вполне отрешается от всех амбиций, смиряясь с невыполнимостью достигнуть фуррора (т. е. достигнуть материнской любви).
***
Конструктивная феминистка Мэри Дейли (1928–2010) считала, что психотерапия как такая не бывает не мизогинной. В процессе психотерапии дама обязана родиться поновой, в чем ей помогает психоаналитик, новенькая «мать» дамы, стремящаяся дискредитировать реальную мама пациентки.
Пригодный для данной для нас задачки арсенал особых определений, слов-ярлыков и внушительно звучащей метафизики дает Юнг. Юнг, рассуждая о материнском архетипе, доходит до того, что обнуляет значение личности настоящей мамы, являющейся не наиболее чем пустым экраном, на который проецируется материнский архетип, устрашающе знатный и нуминозный.
Если присмотреться, трудно не увидеть, что мизогиния Юнга время от времени добивается зашкаливающего уровня, близкого к истерической реакции. Как пишет Мэри Дейли, «Юнг, сводя дам к ничто, обвиняет их во всем» [4]. Периодически на странички книжек Юнга выползает его собственное внутреннее чудовище, к примеру когда он пишет о женщинах, у каких «мама отсосала жизнь»: «…они в таковой мере безотчетны, что безотчетное простирает из их нескончаемые щупальца, – если не сказать – невидимые клешни полипов, и всасывает все мужские проекции» (К. Г. Юнг. Психические нюансы архетипы мамы).
В работе «Эон. Исследования о символике самости» Юнг доходит до очень сексистской откровенности. Описывая ситуацию спора мужчины с дамой, он вдруг перебегает на совершенно уж беспардонный тон:
Нередко мужик задумывается – и недозволено сказать, что он вполне неправ – что лишь соблазнение, либо побои, либо изнасилование могли бы посодействовать “переубедить” даму.
***
В феминистских книжках о истории кино «Змеиная яма» фактически постоянно причисляется к примерным экземплярам культуры патриархата. Все, что происходит в кинофильме, ведет главную героиню к единственному подходящему событию, на которое может надежды дама в рамках патриархата – к подчинению мужскому авторитету. Аналитик выступает в роли представителя одной из структур мужского общества – медицины, которая, как учит Фуко, делает политическую функцию, подгоняя человека под эталоны, одобряемые хозяевами дискурса.
Доктор в «Змеиной яме» олицетворяет разумность, в этом и состоит его миссия – вразумить запутавшуюся даму. В сцене с выключателем данная идея высказана с максимально доступной простотой. Мужик освещает даму светом оптимального мышления. Мужик разъясняет даме, как нужно жить.
Психоанализ – это менсплейнинг.
«В большинстве этих кинофильмов психотерапевт показан как собственного рода эпистемологический герой, как гарант финишного выявления правды», – пишет Мэри Энн Доан, создатель феминистского разбора южноамериканского кино 1940-х гг. [5]. Она буквально подмечает главный момент в синематографическом изображении психоанализа, момент, полностью правдоподобно отражающий действительность психоаналитической теории и практики. Аналитик изображается как умственный гигант, связывающий видимое с невидимым в единую систему познаний. Тело женщины при всем этом по дефлоту введено в данную систему в качестве безупречной питательной среды для симптомов, т. е. «истерии», «невроза» и т. п.
Стигматизация женской телесности началась, естественно, не с Фрейда, но нужно постоянно держать в голове, как сексистскими, в индивидуальности в оптике современного феминизма, смотрятся убеждения основоположника психоанализа: анатомия – это судьба, дама завидует члену и т. д. В контексте таковых взглядов женская соц активность (развернувшаяся сразу с психоанализом – перед Первой мировой войной) – это проявление полового ресентимента, очередной симптом внутреннего конфликта.
С феминистской точки зрения психоанализ, как он показан в «Змеиной яме», унижает даму. Доктор ведет Вирджинию к признанию того, что наилучший маркер ее психологического здоровья – способность обожать мужчину. Вирджиния обязана избавиться от неадаптивной привязанности к фигуре отца, выпутаться из комплекса Электры и возвратиться к супругу, вполне посвятив себя семье. Тест на излечение, таковым образом, инспектирует приспособленность дамы к жизни в ограниченном мире патриархальной моногамии. Психическое здоровье дамы в кинофильме имплицитно равняется к одомашненности.
Желание писать книжки – это ненормально для домохозяйки, лишь нервнобольная дама захотит сиим заниматься. Примеров того, как дам в мед целях отучали от умственной деятельности, много, вот один: Сайлас Уир Митчелл (1829–1914), основатель американской невропатологии, назначал своим пациенткам полный покой, в который он веровал как в всепригодное лечущее средство от истерии и неврозов. Одной из его пациенток была Шарлотта Перкинс Гилман (1860–1935), писательница и феминистка. Митчелл воспретил ей растрачивать больше 2-ух часов в денек на интеллектуальную работу и прописал полный отказ от сочинительства. Под впечатлением от таковой терапии Гилман сделала рассказ «Желтоватые обои» (1892 г.), ставший классикой американской готики.
***
Естественно, плох тот аналитик, который не желает стать «эпистемологическим героем»; принципиально, в рамках какой «языковой игры» проводится анализ, т. е. поиск той клавиши, включающей свет.
В кинофильме «Змеиная яма» психотерапевт указывает пациентке сущность ее внутреннего конфликта (так сказать, «прочищает дымоход») и, как итог, пациентка излечивается от комплекса Электры и комплекса вины. Сразу с сиим она примиряется с предписанной мужским миром ролью домашней дамы и верной супруги.
Таковым образом, «эпистемологический герой» не попросту зажигает свет – он показывает направление движения. По дефлоту считается, что это движение к большей свободе от наименьшей свободы. Навряд ли это постоянно так.
Ссылки:
Создатель текста: Филиппов Д. С.
Редактура: Явлюхина Н. Н.
Источник
Читайте далее:
